пассажиры перешли на борт, я попросил Цзе-чэня сесть в лодку первым и передал ему наш
багаж. В тот момент, когда я собирался перебраться на борт, швартовочная веревка порвалась,
но я успел ухватиться за ту ее часть, которая была прикреплена к борту. Поскольку течение
было сильным, а на борту находилось много пассажиров, малейший наклон лодки мог
привести к тому, что она опрокинется, так что я не двигался, в то время как лодка тащила
меня по воде. На закате она причалила к берегу и меня вытащили на берег. Моя одежда и
ноги были изрезаны камнями. Было холодно и шел дождь. Когда мы прибыли на заставу
Шайцзин, ближайшие постоялые дворы отказались принять монахов. На улице был храм, но
единственный его монах также отказался впустить нас, несмотря на все просьбы. Он
разрешил нам только провести ночь на театральных подмостках, что были снаружи.
Поскольку наша одежда была мокрой, а настил влажным, мы дали монаху денег, чтобы он
продал нам немного сухой соломы. Вместо этого он принес нам две охапки отсыревшей
соломы, которую было не поджечь. Мы терпеливо сносили эти неудобства и сидели до
восхода солнца. Потом мы купили несколько грубых плодов, чтобы заполнить желудки, и
двинулись дальше. Мы миновали гору Хожань, округа Цзяньчан и Нинюань и в конечном
итоге добрались до Хуйличжоу. Мы пересекли границу провинции Юньнань, прошли уезд
Юнбэй, посетили святое место Авалокитешвары, пересекли реку Цзиньша и совершили
паломничество к подножию горы Петушиная Ступня, где провели ночь под деревом. И опять
слышали звон гонга за каменной дверью.
На следующий день мы начали восхождение на гору и достигли вершины Цзиньдин, где
совершили воскурения. Я снова начал думать об этом священном месте Будды и патриарха,
которое ныне совсем пришло в упадок, и о вырождении всех традиций сангхи в провинции
Юньнань. Я дал обет построить хижину на этой горе, где могли бы останавливаться
паломники, но мне не позволила это сделать монашеская наследственная система,
преобладающая в этой местности. Я был огорчен и не мог удержаться от слез44.
Затем мы спустились с горы и прибыли в Куньмин. Там упасака Цэнь Куаньцы,
буддийский законник, пригласил меня остановиться в монастыре Фусин, где с помощью
44 «Наследственное владение» храмами было весьма распространено во времена Сюй-юня. Это означало, что
контроль над монастырями и управление ими определялись произвольными правилами. Храмы практически
считались частной собственностью и скорее непотизм, чем духовные заслуги, диктовал, что должно делаться и
кем. Это не позволяло странствующим монахам свободно пользоваться многими услугами или даже
остановиться на ночь во время совершения долгих паломничеств. В принципе никакой буддийский монастырь
не должен считаться собственностью тех, кто в нем живет. Он должен принадлежать всей сангхе в соответствии
с установленными правилами.
учителя Цзе-чэня я уединился для медитации, проведя новогодний период в затворничестве.
Мой 64-й год (1903–1904)
Во время моего уединения пришел монах из храма Инсян, чтобы сказать мне о том, что
кто-то у них там выпустил петуха, весящего несколько цзиней, и что птица эта агрессивная и
поранила других домашних птиц. Я отправился в этот храм и подробно объяснил птице
правила поведения в монашеской среде и ее заповеди, а также научил ее произносить имя
Будды. Вскоре петух перестал драться и сидел в одиночестве на ветке дерева. Он больше не
убивал насекомых и ел только тогда, когда ему давали зерно. Через некоторое время всякий
раз, когда слышал звон колокола и гонга, он шел за монахами в главный зал и после каждого
молитвенного собрания возвращался на ту же ветку дерева. Его опять стали учить
произносить имя Будды и в конце концов он прокукарекал: «Фо, Фо, Фо» («Будда» по-
китайски). Два года прошло с тех пор, и однажды после молитвенного собрания петух встал
во весь рост в зале, вытянув шею. Он трижды взмахнул своими расправленными крыльями,
будто собираясь произнести имя Будды, и умер стоя. В течение нескольких дней его внешний
вид не менялся. В конечном итоге его положили в коробку и похоронили. По этому случаю я
сочинил следующее стихотворение:
Он драться любил по природе, этот петух,
Рвал гребешки, драл крылья, пуская чужую кровь.