Вскоре после этого по распоряжению отца привезли двух девиц из семей Тянь и Тань. Была
отпразднована официальная свадьба, хотел я того или нет. Таким образом, меня подвергли
2 Период траура по близким родственникам в конфуцианстве составляет три года. Вот почему отец Сюй-юня
не вернулся в Фуцзянь раньше.
3 Видимо, в изложении даоса Вана это действительно так и было. На самом деле истинная природа, на
которую указывают буддизм и даосизм, одна и та же. – Ред.
«домашнему аресту». Я жил с двумя девицами, но не вступал с ними в интимные отношения.
Я ознакомил их с буддадхармой, которой они вняли. Мой двоюродный брат Фуго заметил,
что их тоже не волнует мирское, и также иногда беседовал с ними о дхарме. Таким образом, и
наедине друг с другом, и на людях мы оставались целомудренными партнерами.
Мой 19-й год (1858–1859)
Я дал обет уйти от мира. Мой двоюродный брат разделил мое устремление. Тайком я
навел справки о том, как добраться до гор Гушань в Фучжоу. Я написал «Песню кожаного
мешка», которую оставил почитать двум девицам. Мы с Фуго убежали в монастырь
Юнцюань (Бурлящий источник) на горе Гушань в Фучжоу. Там почтенный учитель Чан-кай
обрил мне голову.
Мой 20-й год (1859–1860)
Я стал последователем наставника Мяо-ляня на горе Гушань и получил от него полное
посвящение. Мне дали дхармовое имя Гу-ян, еще одно имя Янь-чэ и прозвище Дэ-цин. Мой
отец, работавший тогда в Цюаньчжоу, послал слуг разыскать меня. Мой двоюродный брат
Фуго после своего полного посвящения отправился путешествовать в поисках
просветленных учителей и больше никогда не давал о себе знать. Я укрылся в гроте за горой,
где приносил свои покаяния мириадам будд, не осмеливаясь показаться наружу, тогда как
время от времени появлявшиеся тигры и волки меня ничуть не пугали.
Мой 23-й год (1862–1863)
Подошел к концу трехлетний срок покаяний в грехах. Однажды с горы Гушань пришел
некий монах и сказал: «Теперь тебе нет нужды скрываться. Твой старик-отец ушел в отставку
в связи с преклонным возрастом и уехал домой. Старый учитель Мяо-лянь похвалил тебя за
то, что ты так долго жил аскетом, но сказал, что кроме мудрости ты должен накапливать
заслуги, вытекающие из добродетельных поступков. Ты можешь вернуться в горный храм,
найти себе там работу и служить людям». После этого я вернулся в горный храм и получил
работу.
Мой 25-й год (1864–1865)
Продолжал работу на горе Гушань. На двенадцатом месяце той зимы узнал, что мой
отец скончался дома в Сянсяне. С тех пор я больше не наводил справок о семье и ничего не
слышал о родственниках.
Мой 27-й год (1866–1867)
Из Сянсяна приезжал человек. Он сообщил, что после смерти моего отца мачеха Ван со
своими двумя невестками покинула дом и ушла в монастырь. Моей мачехе Ван дали там
дхармовое имя Мяо-цзин (Глубокая Чистота), моей жене Тянь – Чжэнь-цзе (Истинная
Незапятнанность), а моей жене Тань – Цин-цзе (Чистое Целомудрие).
За четыре года я сменил несколько должностей в храме на горе Гушань. Я служил
водоносом, садовником, уборщиком и жезлоносцем. Я брался за любую тяжелую работу, а от
легкой отказывался. Иногда в храме распределяли пожертвования между монахами, но я
никогда не брал своей доли. Каждый день я съедал лишь кружку рисовой размазни, но
здоровье мое никогда еще не было таким крепким.
В те дни чаньский учитель Гу-юэ превосходил всех в храме в практике аскетизма, и я
всякий раз, когда позволяли обстоятельства, подолгу с ним беседовал. Мне стало казаться,
что работа, которую я выполнял все эти годы, в некоторой степени мешала моей практике. Я
вспомнил учителя дхармы Сюань-цзана, который хотел отправиться в Индию в поисках сутр
и за десять лет до того начал изучать санскрит и тренироваться физически. Каждый день он
проходил по сто ли 4. Он старался также воздерживаться от еды – сначала в течение одного
полного дня. Постепенно он довел воздержание до определенного числа дней. Он готовил
себя к условиям пустыни, где не всегда есть даже вода и трава. Если древние, стремясь к
своей цели, были способны на такой аскетизм, то чем я хуже? Почему бы и мне, думал я, не
последовать его примеру?
В конце концов я оставил все свои монастырские обязанности, роздал свою одежду
монахам и, захватив рясу, пару штанов, башмаки, соломенный дождевик и коврик для
сидения, вернулся в горный грот и стал жить в нем.