Тан сказал: «Вы правы, из Юаньтуна не получится большого монастыря. Мы сможем
обсудить этот вопрос позже. Теперь о ритуале. В какой форме мы его совершим?»
Я сказал: «Сознание и Будда – единое целое. Поскольку вы решили совершить
буддийский ритуал во благо страны и народа и облагодетельствовать как живых, так и
мертвых, я предлагаю сделать три вещи: (1) запретить забой животных для еды на время
совершения обряда, (2) объявить амнистию и (3) облегчить страдания бедствующих».
Тан сказал: «Первое и последнее может быть осуществлено, но второе является
компетенцией министерства юстиции и мне не подвластно».
Я сказал: «Сейчас накопилось столько проблем в стране, что центральное
правительство неспособно справиться со всеми. Если вы договоритесь с департаментом
юстиции провинции, вы сможете объявить амнистию и снискать божественное
благословение для своей страны». Тан кивнул в знак согласия, и тогда я повел речь о двух
бандитских главарях, Яне и У, с которыми встречался по пути в Куньмин, и предложил
отпустить с миром их людей, все еще содержавшихся в плену, с целью умиротворения всех
мятежников. Тан был доволен моим предложением и сразу стал обсуждать вопрос об
объявлении амнистии.
Год приближался к концу. Когда упасаки Оуян, Цзинъу и Люй Цюи прибыли в Куньмин
для сбора средств на строительство Китайского центра по изучению Дхармы в Шанхае, они
также остановились в храме Юаньтун. Я предложил им выступить с толкованием «Махаяна-
сампариграха шастры»73. Новогодние дни я провел в Куньмине.
Мой 80-й год (1919–1920)
Весной была организована бодхимандала 74 в храме Павших героев, где начались
ритуальные буддийские церемонии в упокоение душ умерших на земле и в воде. В то же
время была объявлена амнистия, и убиение животных в пищу было запрещено. Тогда же
губернатор Тан послал чиновников на мирные переговоры с Яном и У, с обсуждением
вопроса об их назначении военными командирами. После того эти два мятежника стали
лояльными к властям провинции.
Примечательным было то, что после начала буддийских ритуальных церемоний пламя
свечей в различных святых местах принимало форму цветов, походивших на распустившийся
лотос, в удивительном разнообразии. Участники церемонии толпами приходили посмотреть
на это необычное явление. К концу сорок девятого дня и на протяжении молитв о
благосостоянии усыпанные драгоценными камнями хоругви появились в облаках над
головой. Увидев это, толпа опустилась на колени в благоговейной молитве.
После окончания церемонии губернатор Тан пригласил меня в свой дом с просьбой
прочесть сутры в упокой души умерших членов его семьи. Когда он снова увидел знамения,
то преисполнился твердой веры в дхарму, и все члены его семьи стали буддистами. Я остался
в Куньмине на зиму.
Мой 81-й год (1920–1921)
Весной губернатор Тан попросил меня устроить еще одну бодхимандалу и совершить
буддийские обряды в упокоение душ умерших на земле и в воде, после чего я давал
толкование сутрам.
Монастырь Хуатин на западе Куньмина представлял собой древнюю святыню в
окружении красивейших пейзажей, но монахи не могли поддерживать его в надлежащем
состоянии и с каждым днем он ветшал все сильнее. Потом было решено продать его
европейцам, намеревающимся построить на его месте клуб, на что было получено
разрешение у местных властей. Я был опечален этим и поговорил с губернатором Таном,
призывая его сохранить это святое место. Он выслушал меня и провел тайное совещание с
местной знатью, среди которой были Ван Цзюлин и Чжан Чжосянь. После этого последний
пригласил меня на вегетарианский обед, во время которого я получил официальное
73 Собрание шастр махаяны, приписываемых Асанге. Три из них были переведены на китайский язык
Парамартхой в 563 г.
74 Хотя термин «бодхимандала» часто используется в значении «храм» или «священное место» вообще, он
имеет специфический контекст в данном случае. «Ритуал Земли и Воды», совершенный Сюй-юнем, включает
изготовление табличек, предметов культа и т. п. в форме защищающей мандалы, принесения в дар пищи и
символических жертвоприношений, считающихся эквивалентными тантрическому обряду, способному указать