Янна-Берта почувствовала себя одинокой. Она отвернулась к стене. Теперь скоро рядом с ней положат кого-то другого.
Но вечером отцу пришлось уехать без дочери. Врач не выписал Айше.
— Он сказал, пока минимум две недели не пройдёт, — говорила она сквозь рыдания, проводив отца до дверей. — Теперь придётся отложить возвращение на родину. Из-за меня одной!
— На родину? — переспросила Янна-Берта. — В Турцию? А как же Рюдигер?
Айше не ответила.
Две недели и два дня пробыла Янна-Берта в госпитале, теперь она это знала.
— Если у тебя ещё неделю не будет серьёзных жалоб, то, возможно, самое трудное позади, — сказал врач. — Ты легко отделалась. Ещё неделя, потом я тебя выпишу.
— Куда выпишете? — спросила она и подумала о Шлице. Туда ведь нельзя. Как и в Бад-Киссинген, где жили Альмут с Райнхардом.
Представительница Красного Креста, которая заполняла формуляры для службы розыска пропавших и с безграничным терпением расспрашивала каждого ребёнка, снова подошла к кровати Янны-Берты.
— Твою фамилию мы теперь знаем, — сказала она. — Но о твоих родителях пока сведений нет. Я запрашивала.
Янна-Берта взглянула на неё.
— Они же могут быть или живыми, или мёртвыми, так? — спросила она.
— Конечно, — ответила женщина. — Но в картотеке зарегистрирована лишь малая часть эвакуированных. Это всё не так быстро. Да и в списке жертв далеко не все, кто умер. Тебе надо набраться терпения. Каждый день в картотеке появляются новые имена. У тебя ведь наверняка где-то ещё есть родственники, кроме пострадавших регионов?
Хельга в Гамбурге. Но обращаться к ней, пока неизвестно, что случилось с родителями, Каем и Йо, — нет, такого Янна-Берта даже представить себе не могла.
— У меня с собой нет телефонной книжки с адресами, — сказала она женщине. — Она осталась вместе с моим велосипедом на железнодорожной насыпи в Асбахе.
Она умолчала о том, что знала адрес тётки наизусть. Не хотела, чтоб её отправили к Хельге. Она даже звонить ей не хотела. Потому что Хельга, насколько она её знала, тут же приедет, увезёт к себе и будет решать за неё всё, пока родители не смогут её забрать. А если их уже нет в живых, то придётся навсегда остаться у Хельги, которая жила одна и стремилась служить образцом для подражания всем и каждому.
Нет, Янна-Берта строила совсем другие планы. Она хотела тайком выбраться из госпиталя и отправиться на поиски папы и мамы с Каем и Йо. Как-то она читала историю времён Второй мировой войны, где одна девочка искала своих пропавших без вести родных. После долгих странствий она их всё-таки нашла, и всё там закончилось хорошо. Янна-Берта читала и плакала.
Она решила подождать ещё пару дней. Вдруг да появятся их имена в поисковой картотеке. А может, папа с мамой сами сюда приедут?
— Ты не делал запроса, Тюннес? — спросила Янна-Берта.
— В выходные, — обещал он. — Тогда у меня будет время.
Она теперь часто смотрела в окно. Не идут ли папа с мамой… Она видела, как приходили родственники с лицами, светившимися надеждой, и как они уходили, кто с облегчением, кто в печали. Она видела, как привозили больных и выносили гробы. Однажды она снова увидела сотрудницу Красного Креста. Янна-Берта помахала ей, когда та появилась в их палате.
— Вы узнали что-нибудь о моих родителях? — спросила она.
Но женщина из Красного Креста сделала вид, будто ничего не слышит. Она прошла к врачу, который в противоположном углу палаты обследовал ребёнка, и о чём-то переговорила с ним. Янна-Берта заметила, что оба на мгновение обернулись и взглянули в её сторону. Потом женщина подошла к ней.
— Ничего нового, — сказала она грустно. — Подождём ещё.
— Бедная Янна-Берта, — вздохнула Айше.
Янна-Берта почувствовала, как накатывает бессильная злоба.
Утром в понедельник Тюннес появился в палате как обычно — минута в минуту. Но странный, не такой, как всегда.
— Что-нибудь узнал? — спросила Янна-Берта.
Нет. Он вообще с Красным Крестом не связывался. Он был на демонстрации, на французской границе. Янна-Берта уже знала про неё: в воскресенье вечером в новостях сообщали об этой демонстрации против политики Франции в области ядерной энергетики. Дошло до серьёзных столкновений. Была даже задействована французская армия. Шестеро немцев и двое французов погибли.
— Мои родители тоже участвовали, — сообщил Тюннес, покачивая головой. — В самой гуще оказались! Рассказать кому — не поверят. Это мои-то старики!