— Она умерла? — спросила Янна-Берта.
— Тсс, — прошептала сестра. — Почему умерла? Она будет в другой палате, только и всего.
После завтрака Хельга вернулась. Ночь она провела в местной гостиничке.
— Ты, наверно, мало спала, — сказала она. — У меня тоже была скверная ночь.
Она замешкалась, оглядываясь вокруг.
— Неслыханные условия здесь, — констатировала тётя. — И это в богатой-то Германии.
— Вы отстали от жизни! — бросил ей отец, ухаживающий за своим сыном на второй койке от Янны-Берты. — Мы теперь страна третьего мира!
Хельга ничего не ответила.
— Почему ты не спрашиваешь про Ули? — обратилась к ней Янна-Берта. — Он ведь не значится в картотеке без вести пропавших. Да и вообще нигде не значится.
— Наверное, потому, что боюсь ответа, — сказала Хельга.
Янна-Берта посмотрела Хельге прямо в лицо. Та выпрямилась как струна — образец самообладания.
«Никогда не терять самообладания!» — слышала Янна-Берта голос дедушки Ханса-Георга. Он терпеть не мог слёз. Но папа пошёл не в деда Ханса-Георга. Она видела слёзы на его глазах. Например, когда Ули тяжело заболел и лежал в больнице, а врач не особенно обнадёживал родителей. Или после Чернобыля, когда папа с мамой неделями выкладывались по полной, готовя форум с представителями всех партий, которые должны были дать гражданам ответ на вопрос: «Насколько безопасны наши реакторы?» В последний момент все политики, кроме одного, дали задний ход. Тут папа сорвался. И только благодаря маме мероприятие удалось спасти. Зачитав без комментариев с пустой сцены письма политиков, отказавшихся приехать, она попросила высказаться публику. Янна-Берта сидела на ступеньках сцены и смотрела во все глаза. Она поняла немногое из того, что говорили люди в зале, пропитанном едким сигаретным дымом. Но это было захватывающе интересно, как они выступали — кто-то с гневом, кто-то напряжённо, а кто-то боязливо.
— Он был со мной до последнего, — сказала Янна-Берта. — Мы не поехали со всеми в Швайнфурт. Из Шлица убежали на велосипедах. Он умер. Его машина сбила.
Хельга встала, повернулась и вышла из палаты. Янна-Берта смотрела ей вслед из окна, пока та, перейдя двор, не скрылась за домами.
Лишь спустя час она вернулась к Янне-Берте.
— Извини, — сказала она.
— Здесь любой может плакать. Если хочется, — заметила Янна-Берта.
— Я так не могу, — ответила Хельга.
Она поговорила с врачом. Тот пока не разрешал забрать Янну-Берту.
— Устрою тебя в одну из гамбургских клиник, — сказала она. — У них, правда, тоже весь персонал отправили в поражённые районы, но всё-таки там тебе будет лучше. Будешь лежать в палате на двоих…
— Я тут останусь, — ответила Янна-Берта не раздумывая.
Хельга развела руками.
— Ну как знаешь. Заставлять не буду. Ты достаточно взрослая, чтобы понимать, что делаешь. Подумай хорошенько.
При прощании Хельга оживилась, стала уговаривать Янну-Берту носить шапку.
— По крайней мере когда на улицу выходишь, — настаивала она. — Или тебе хочется нарочно шокировать людей?
— Мне скрывать нечего, — заявила Янна-Берта. — Я лысая. Что есть, то есть. От этого никуда не денешься.
Хельга умоляла Янну-Берту не сообщать бабушке с дедушкой, все ещё находившимся на Майорке, о смерти родителей и братьев.
— Такого удара они не переживут, — сказала она. — Может, удастся как-нибудь потом, постепенно…
На вопрос Янны-Берты, где же они будут жить после возвращения с Майорки, Хельга ответила, что всё продумала: пока зону № 3, где находится Шлиц, не упразднят, дедушка с бабушкой будут жить у неё.
— Постараюсь оттягивать их возвращение до последнего, — высказалась она. — Чем позже они вернутся, тем более нормальную жизнь они здесь найдут.
Старикам она собиралась сказать, что их сын с женой и двумя внуками проходят лечение в специальном санатории, закрытом для посещений.
— Нет, — отрезала Янна-Берта. — Во всяком случае, я в этом участвовать не буду.
— Хочешь, чтоб у них разорвалось сердце? — спросила Хельга.
Янна-Берта посмотрела на неё, но промолчала.
— Тогда лучше просто молчи и ничего им не говори, — попросила Хельга племянницу. Она провела рукой по её лысой голове.
Ещё три недели, сказал врач. Всего только три недели.
— Потом я приеду и тебя заберу. Гамбург станет твоим новым домом. Помни об этом, когда тебе станет одиноко.
— А как же Альмут и Райнхард? — спросила Янна-Берта. — Я вообще-то к ним хотела…