Янна-Берта протискивалась сквозь толпу, пока не наткнулась на Альмут. Она узнала, что Райнхарда задержали. Его отпустили только под вечер, с рваной раной на лбу, кое-как залепленной пластырем. В его бровях и усах запеклась кровь. Левый рукав рубашки был почти целиком вырван. Альмут пылко обняла Райнхарда.
— Мне ещё повезло, несмотря ни на что, — высказался он по дороге домой.
Четверо демонстрантов погибли, трое французов и один немец. Более тридцати тяжело раненных, среди них несколько полицейских. Рассказывали, что и среди полицейских случались крупные столкновения — многие отказывались идти против демонстрантов, выражая свою солидарность с ними.
Автобус в пути сломался. Лишь в полночь добрались они до дома, смертельно уставшие и проголодавшиеся. Пока бабушка докладывала о детях, Райнхард за её спиной незаметно прошмыгнул в ванную, чтобы не испугать её своим видом.
Три дня спустя официально объявили дату открытия зоны № 3: первое октября. Решение было принято в парламенте незначительным большинством голосов. Новый министр по делам экологии и охраны окружающей среды заявил, что заражённость местности там почти нулевая и не представляет серьёзной угрозы. Тем не менее, как было подчеркнуто, возвращение желающих будет происходить на их собственный страх и риск. Когда это сообщение передавали, Янна-Берта сидела перед телевизором. Вся компания сидела тут же, даже девочки. Одна семья из Фрауенштайна притащила им старый телевизор в качестве пожертвования для Центра. Но Альмут решила установить его там лишь в день открытия.
— Иначе все прекратят красить и клеить обои, — объяснила она. — Я наш народ знаю. Сама такая.
Такой ящик до ЧП в Графенрайнфельде никому бы и даром был не нужен. Искажённая картинка — всё круглое выглядело яйцеобразным. Вытянутые головы политиков вызывали взрывы смеха.
— Будь у них и в жизни такие высокие лбы, — воскликнул Папс, — насколько бы увеличились их мозги!
— Тогда бы они не сняли запрет на въезд в зону, — гневно сказала Альмут. — Там же всё ещё сплошь заражено! Посылать туда людей — безумие. А им даже не стыдно переваливать на них вину, если дело плохо кончится!
— Среди них наверняка орудовало мощное лобби, — высказался Райнхард.
— Деловые интересы, — подал голос Папс откуда-то сзади. — Да ещё страх за своё имущество.
— И ностальгия, — сказала бабушка.
Янна-Берта воззрилась на неё с изумлением.
— Я родом из Восточной Пруссии, — пояснила она. — Знаю, о чём говорю.
Сентябрь одарил чередой ослепительных солнечных дней. Райнхард приволок тюки бязевой ткани и раскатал их в саду. Для митинга надо было оформить транспаранты. Нашлись помощники, рисовали дни напролёт, сделались друзьями. Некоторые оставались на ночь. Работа над огромной растяжкой, которую собирались повесить над ораторской трибуной, постепенно подходила к концу.
«Да здравствует жизнь!»
— было начертано на ней. Рядом в траве лежали другие транспаранты, и местная ребятня стояла около забора и смотрела с любопытством, не понимая смысла таких лозунгов, как:
«Обманите смерть!»
или:
«Не позволяйте кормить себя пустыми обещаниями!»
Они гадали, что означает вопрос:
«Опять будете утверждать, что ничего не знали?»
Они хихикали, прочитав:
«Хибакуся всех стран, объединяйтесь!»
Лишь на одно изречение они отреагировали, понимающе кивая головами:
«К чёрту политиков!»
Это они уже наверняка слышали дома.
Рут с Ирмелой скакали между художниками, валялись в траве и залезали в стоящую на солнце наполненную водой ванну. Завидев Янну-Берту, они мчались ей навстречу, требуя, чтобы та обнимала их и носила на руках. Райнхард смастерил гамак. Девочек было не оторвать от него. Бабушка часами просиживала рядом, подталкивая их, пока у абсолютно счастливых малышек не начинали слипаться глаза. При этом она ещё вязала.
— Когда видишь такую картину, — заметил Райнхард, — можно подумать, будто мир снова стал прежним.
— Тогда здесь с ними резвился бы третий ребёнок, — грустно сказала Альмут.
— И четвёртый, и пятый, — добавила Янна-Берта.
— Весь склон, вся долина были бы заполнены детьми, — подхватил Папс. — И взрослыми — до самого горизонта.
— И не забывайте о будущем, — сказала бабушка и поправила очки. — Будущее накроет эту долину, тёмно-синее и бесконечное, с белыми перистыми облаками.
Её спицы тихо постукивали.