— И что же?
— А х*й его знает, Миха. Может, за тебя беспокоюсь. Ты ведь лучший из ребят в училище был, да и понимал много, интересно было с тобой говорить. А тут после стольких лет звонит один мой хороший знакомый, и рассказывает про тебя. Про то, что ты сюда, в Зону рванул.
— Это плохо?
— Бог с тобой, Миха. Хорошо это. Я всеми руками «за». На гражданке скучно летать.
Миша взглянул на лес сквозь прицел:
— А ты летал на «гражданке»?
— Сраные горы.
Двигайло потянул штурвал вниз, и вертолёт утянуло к скалистому участку, где было достаточно ровно для аварийной посадки. Правый двигатель надрывно дорабатывал свои последние обороты, а смертельно раненный стрелок снял палец с гашетки. Шанс выжить? Сомнителен. Вертолёт ещё не упал, а среди горных кустарников мелькают силуэты боевиков. Остаётся надежда на спецназ в пассажирском отсеке. Если там ещё кто-то жив…
— Нет. А сейчас я слишком стар даже для детского вертолётика на аттракционах в Парке Горького.
Ковалёв вернул винтовку Двигайло:
— Так давай со мной. У меня завтра рейд. Слетаешь, вспомнишь хорошее.
Ремень кресла заклинило, а боевики вышли почти напрямую, и теперь находились лишь в пятидесяти шагах от упавшего вертолёта, неумолимо приближаясь.
Двигайло откинул крышку люка, и теперь отчаянно отстреливал боевиков из АКСу, стараясь целиться в голову. Но падение сильно сказалось на голове лейтенанта, и не все пули достигали именно головы противника. Несколько выстрелов врага оцарапало кабину, а сверху на голову посыпались осколки стекла разбитого люка. На секунду спрятавшись от огня, Двигайло наконец разрезал ремни, и буквально вывалился наружу, спрятавшись в маленькую колею за камнем. В относительной безопасности. Между молотом и наковальней. С пулей в печёнках и животным страхом в пятках, Двигайло обречённо смотрел на бойцов спецназа, тщетно пытающихся выбраться из прошитого пулями вертолёта. Один за одним, они падали, даже шага не отходя от вертушки.
— Хм. Можно. Что за рейд?
— Странный рейд. Вообще планировалось вылетать сегодня, но тут у учёных возня. В лабораторию таскают ящики, о проектах каких-то лопочут. В общем, пока всю часть по казармам разогнали, чтоб не мешались, а-то у них там какая-то тонкая работа с материями. Меня только отпустили повидаться со старым другом.
Майор задумчиво постучал пальцами по прикладу:
— Миха, можно я дам тебе последний совет.
— Слушаю.
Двигайло вздохнул.
— Будь аккуратнее там, внутри Периметра. В Зоне Отчуждения всё выглядит не так, как обычно. И друзья станут врагами, а те, кого боялся, будут твоими союзниками. Люди, они такие. Посмотри вон, на облака.
Ковалёв поднял глаза:
— Ну, облака, как облака. И что?
— Дурак ты. Вот смотри, туча летит. Какая она?
— Угрюмая.
— А во-он то облачко?
— Лёгкое и пушистое.
— А вот взять все эти облака, и разрезать… Хмурое, не хмурое. Пушистое, не пушистое. Облако в разрезе — всё вода. Вот так и люди. Понял?
— Нет.
— Вот и я сейчас тоже них*я не понял.
— Ха! Философ, блин.
Кровь на руках, седым обрамлением заклеймившая волосы.
Бесчисленные смерти и убийства, отпечатавшиеся шрамами на теле и душе.
Блеск латуни и лака на медали.
«От благодарного афганского народа.»
Хотя, лучше бы назвали «Спасибо, что ушли».
P.S.
— Кстати, Миха.
Двигайло целился куда-то в траву.
— Видишь суслика?
— Нет.
— Вот и я нет. А он есть.
— А в чём прикол?
— Эх, темнота.
Глава 19
Без сил
— Миха, ты бы смотрел куда идёшь.
Глыба одёрнул Ковалёва за два шага до едва заметной «Карусели», легонько вихрящей мусор и сухие листья с дороги.
— Извини, задумался о своём. А мы на месте?
— Почти пришли. И судя по тому, что я слышу, мы опоздали.
Миша окончательно вернулся в реальный мир. Даже не обязательно было прислушиваться, чтобы услышать клёкот вертолётных лопастей, взвинчивающих облака. Несколько вертушек. Причём совсем близко.
Ковалёв вновь проходил места былых сражений. Старый «Стечкин», пробитая каска, гильзы и укрытия…
— Стоп. — Михаил остановил своих товарищей. — Думаю, пора бы нам сойти с дороги и прикинуться ветошью.