Потом он загремел табуретом, вставая. Через некоторый — тихий — промежуток послышалось, как он же звякает какими-то железками, видимо, ощупью перебирал инструменты на одном из столов. Наконец, что-то там защелкало, тумблер, что ли? Лимбо услышала, как, подытоживая свои изыскания и усилия в темноте, Владлен Николаевич сказал самому себе, негромко, но ясно:
— Батарейка, зараза, совсем сдохла.
И тут же, набрав полные легкие воздуха, старый подполковник взревел, точно Левиафан в ночном море:
— Всем покинуть помещение! — кричал он. — Немедленно всем покинуть помещение! Странные, подумалось Лимбо, слова, если учесть, что кроме него самого, здесь никого нет, а про ее присутствие он не подозревает. Во всяком случае, не должен. Или она что-то не так поняла?
Она услышала, как, светя себе подслеповатым фонариком, Владлен Николаевич продрался сквозь узкий проход, запутавшись мимоходом в шторе и едва не оборвав брезент, и с криками: «Кузьмин! Мозырев! Включайте дежурное освещение!» — ломанулся через проломы к выходу.
Кто такие Кузьмин и Мозырев, Лимбо, естественно, не знала, но поняла, что эти двое ответственны за включение аварийного освещения — наверняка оно здесь предусмотрено, те маленькие плафоны с синими стеклами, например — и что ей лучше успеть закончить свою миссию до того, как они это сделают.
Она быстро пролезла под занавесом и, оказалась на той стороне, в кромешной темноте. Расчет ее на то, что матрица — или тот, кто ведет себя, как она — не сумеет быстро, в одночасье приспособиться и среагировать на изменение обстановки, оказался верен. Никаких сполохов света, никаких проявлений пси-энергии пока что она не наблюдала. Только тьма и ничего кроме тьмы.
Лимбо не мешкая включила фонарь. Яркий острый луч разрезал мрак, распахнул его, как острый клинок рассекает податливую плоть, и она увидела то, что должна была.
Посреди зала, блестя серебряными телами, точно выброшенные на берег акулы, узкие, длинные, стремительные, с острыми мордами, возлежали на выстроенных в ряд низких ложементах бомбы. Лимбо прежде никогда таких не видела, но сразу поняла: те самые. Атомные. Изделия, как называют их причастные и посвященные — как где-то слышала она. Сердце замерло в ее груди, перехватило дыхание. Ух ты! — только и смогла выразить она.
Быстрым цепким взглядом еще она успела заметить, что в боках бомб зияли круглые отверстия, и именно туда проникали провода, тянущиеся от коробок на полу. Собственно, отчетливо и полностью она могла видеть лишь первое, ближнее к ней, изделие, остальные заслоняли друг друга, но Лимбо резонно предположила, что и там все то же самое. Непонятно только, что было с крайним, самым дальним изделием, она вроде было подвешено на чем-то, спускавшемся сверху, и провода поднимались к нему с земли. Посветив выше, она различила нависавшую над залом тяжелую балку мостового крана.
К сожалению, некогда было разбираться и детально все рассматривать. Самое главное она увидела, и поняла, куда следует заложить заряды — именно в те круглые отверстия, в люки, внутрь корпуса. Лучше и не придумаешь. Ну, а с последним изделием, — она понадеялась, что разберется на месте, что там с ним и как. Если до него вообще дойдет очередь. Да, может, для него и заряда-то не хватит.
Лимбо убрала фонарь и, сохраняя перед глазами виденную только что картину, быстро поползла вперед, по направлению к ящикам на полу, чтобы уже от них, по кабелям на полу, добраться до первой бомбы. Надо было спешить, пока пси, этот коллективный Пыря, не возбудился вновь. В то же время, передвигаться при свете и на ногах, бегом, она не рискнула. В темноте восприятие расстояний, и вообще всего, так меняется, что лучше уж чуть медленней, но надежней, держа в руках указующую нить. Ну, типа нити.
Походя она успела еще подумать: вот же какое чудесное свойство мозга — думать о важном в не совсем подходящие моменты, и иногда очень быстро, внезапно. Это о том, что, еще не стронувшись с места, она успела подумать: активного ядерного взрыва, здесь, скорей всего, не произойдет. Нет, нет, для такого классического бума, с цепной реакцией деления вещества, чтобы он случился, нужно выполнить целый ряд условий. Откуда ей, кстати, знать, каких? Поэтому, и желала бы, не смогла. К счастью, в отличие от просто девочек, она знает хотя бы это, так что и пытаться не будет. Да, если бы это было так легко, террористы взрывали бы атомные бомбы по пять штук в год. Однако этого не происходит, значит, и здесь не случится. Впрочем, ей этого и не надо. Ее цель — максимум максиморум — чтобы обрушилось верхнее перекрытие и накрыло то, что под ним. А вот на это, вполне вероятно, силы взрыва — взрывов — хватит. Пусть грязные бомбы рванут, и все здесь похоронят. И если даже произойдет частичный подрыв урана, — или что там? плутония? — она не будет сильно против. Даже если самой выбраться не удастся. Следовало выжечь эту заразу, эту «псину», самым сильным и страшным огнем. Смерть в таком пламени будет мгновенной, и, конечно, жалко, и неохота так рано встречаться с ней, но… А что делать? За правое дело… Ой…