— Король? — казалось, Пыря не понимал, что, говоря о короле, она имеет в виду.
— Да, ваш пси-король. Хотелось бы с ним тоже побеседовать, узнать, что думает он. У меня такое чувство, что вы излагаете какие-то свои, глубоко личные мысли.
Альфа усмехнулся.
— Ах, король… Знаете, устроить вам с ним встречу вряд ли возможно…
— Жаль…
— Да. Но! Мне кажется, я знаю, от встречи с кем вы точно не откажетесь. И кто сможет привлечь вас на нашу сторону, кто приведет вас к нам за собой. Увлечет личным примером, все такое.
— О чем это вы?
— О вашем отце.
— Как вы… Послушайте, не лезьте не в свое дело! Это вас совершенно не касается!
— Касается, не касается… Все нас касается, ясно? Потому что, это наше дело. И, знаете, что еще мы вам скажем? Хватит, девушка, жевать сопли. Время разговоров и уговоров вышло. По их итогу, выбор у вас невелик. Его фактически нет. Никакого взрыва не будет, это понятно? Сейчас, по моему сигналу, сюда войдут люди, как вы их называете. Они извлекут и обезвредят всю заложенную вами взрывчатку, а после вы поступите в их полное распоряжение. Они по теплым женским телам соскучились. Как вам такая перспектива? Желаете? Либо, другой вариант, вы добровольно отправляетесь на встречу со своим отцом, семья воссоединяется, и мы никогда больше не получаем от вас ни единой пакости, никакого возражения. Ну? Помните, как его звали?
— Брэм…
— Верно, Брэм. Сюда смотрите!
Конечно, она понимала, что это ловушка, что следовать словам Пыри нельзя категорически, и смотреть в указанном им направлении невозможно, исключено, потому что иначе защита ее будет смята и уничтожена, но… Как же она могла не повернуться, чтобы посмотреть, чтобы увидеть того, кого никогда не видела и кого всю свою жизнь мечтала увидеть? Нет, Пыря знал, как разрушить ее хрустальный кокон.
Как завороженная, Лимбо повернула голову, и увидела подле себя, освещенного удивительным ореолом высокого, статного человека. О боги, именно таким она его всегда себе представляла! Или, Пыря снова покопался в ее голове? — мелькнуло последнее критическое суждение. Да нет же, отмахнулась она. Просто он такой, просто он — отец.
Мужественное, открытое лицо, волевой подбородок, образ, с первого взгляда вызывавший доверие. Опустив руку на руль, человек стоял рядом с большим, сияющим хромом, мотоциклом. Да, да, да, да, да! Отец, мать сказывала, называл его Мустангом. Вот он улыбнулся скупой, но сразу окатившей волной отрады ее сердце, улыбкой, и протянул ей руку:
— Иди же сюда! Ну?
Место их семейной скорби неожиданно оборачивалось средоточием радости и восторга. Не задумываясь ни на секунду, Лимбо соскочила с бомбы и подошла к нему. Как это было возможно, как получилось — она даже не пыталась анализировать. Ни тревоги, ни сомнения, одно лишь безграничное к этому человеку доверие.
Он протянул ей шлем, странной формы капсулу ярко зеленого цвета.
— Надень-ка! Нам с тобой предстоит долгая и дальняя дорога, дочь, — чтобы никогда больше не разлучаться! Отправляемся немедленно. Согласна?
Он вскочил на сиденье, нажал кнопку стартера. Когда мотор, взревев, перешел на ровный, прозрачный звон, похлопал ладонью по седлу позади себя:
— Ты готова? Прыгай!
Испытывая абсолютную, щемящую, щенячью радость, всецело в ней растворяясь, Лимбо запрыгнула на заднее сиденье и, обхватив человека впереди, руками, приникла к его спине щекой. О, боги, никогда еще, никогда в своей жизни она не чувствовала себя более защищенной, и более на своем месте! Просто невероятное возвращение к истокам.
Брэм воткнул скорость, и, накручивая газ, одновременно плавно отпустил сцепление. Застоявшийся Мустанг рванул с места…
В тот же момент Лимбо почувствовала, как невидимая сила буквально вырвала ее из сиденья и отшвырнула в противоположную порыву призрачного гонщика сторону. Лимбо видела, как расступилось и вновь сошлось пространство, как Мустанг с седоком исчезли в открывшемся на миг проеме. Руки ее сомкнулись, обнимая пустоту, она куда-то полетела, переворачиваясь в воздухе, и упала на пол, пребольно при этом ударилась, почти расшиблась. Прокатившись по бетонной поверхности кубарем, она врезалась в стену и наверняка разбила бы себе голову, если бы на ней не оставалось того странного ярко зеленого шлема. Оглушенная падением и последующим ударом, она некоторое время не слишком внимательно следила за происходящим, а напрасно, поскольку вокруг продолжали твориться по-настоящему интересные вещи.
Пыря выскочил на бомбу с ногами, как на табуретку, и балансировал на ней над пропастью, буквально, пританцовывая, притаптывая своими блестящими штиблетами.