Она бросилась к выходу, благодаря провидение — или кого ей следовало благодарить? Отца? — за шлем на голове.
Не успела. Ни поблагодарить, ни добежать.
Что-то тяжелой кувалдой ударило ее по голове, и еще наподдало, и толкнуло в шею. Теряя равновесие, она ласточкой вылетела в щель прохода между стеной и защитным затвором, и уже там, растянувшись в очередной раз на полу, ощутила, как облизало нестерпимым жаром спину.
— Ой-ой-ой! — не в силах сдержаться, зашлась она от боли в крике. — Мазафак! И вдруг замолчала, потому что и боль тоже вдруг прекратилась. Лимбо только почувствовала, что кто-то гладит и легонько похлопывает ее по спине широкими и холодными, как резиновые грелки со льдом, ладонями, и эти прикосновения мгновенно унимали и жар, и боль.
— Тише, миленькая, тише, — сквозь отлетающее марево помрачения слышала она как бы и знакомый голос. — Уже все прошло, правда? Вот, видишь…
Когда отдышалась, и в глазах перестали отплясывать гопак огненные зайцы, она повернула голову и узнала склонившегося над ней Лакшина.
— Вы? — только и спросила, впрочем, не особо удивившись, потому что предугадала ответ.
— Конечно, я! А кто же еще? — жизнерадостно согласился расторопный и своевременный помощник. — Старый капитан, замшелый, ка пенек в лесной чаще. Кто, кроме него, еще готов всегда подставить плечо? Эти что ли?
Проследив взглядом дальше, куда указывал Лакшин, Лимбо увидела еще двух человек. Склонившись над неким механизмом сбоку от затвора, они на пару крутили ручку, по виду такую же, как на обыкновенной лебедке. Механизм скрежетал весьма своеобразно и характерно, Лимбо вспомнила, что уже некоторое время, помимо собственных криков, она слышала эти звуки. Кажется, что слышала.
— Вставайте, Спаситель. Спасительница. Капитан, придерживая Лимбо за локоток, помог ей подняться.
Оказавшись на ногах, она, наконец, разглядела, что происходит. Эти двое не просто крутили ручку, а с помощью ручного привода двигали гермозатвор, перекрывая проход в зал. Затвор двигался довольно бодро, щель прохода с каждой секундой становилась уже, затягивалась. Однако сквозь нее еще хорошо были видны вспышки, доносились громы, отзвуки то ли бури, то ли битвы, рокот которой временами совершенно перекрывал сумасшедший гогот совершенно распоясавшегося пси-монстра. Схватка Пыри с полковником, как она поняла, была в самом разгаре.
— Почему вы раньше не закрыли? — спросила она.
— И оставить там Спасителя? — Лакшин, было видно, оскорбился. — Обижаете!
— А как же полковник?
— Командир на месте, не беспокойтесь. Он занят своим прямым командирским делом, вот что я вам скажу! Это его долг, а долги он всегда отдает.
— Женя, кончай трепаться! — подняв сердитое бледное и слегка узкоглазое лицо сказал один из тех, кто двигал затвор. — Уводи отсюда Спасителя нахрен, времени совсем не осталось.
— А это наш Кузя, — тут же скороговоркой сообщил Лакшин. — Прошу любить. Он всегда сердитый, но это напускное. На самом деле его никто не боится, потому что он добрый. А внук его знаете, как зовет? Дед Кузя — бака. Что значит бака — тут мнения разделились, но ему отлично подходит, не правда ли? Бака…
— Только не зовет, а звал когда-то, — скрипучим, как солдатская койка, голосом поправил говоруна Кузьмин. — Давно, на самом деле, это было.
— Да, Спаситель, познакомьтесь, — спохватился Лакшин. — Это наши младшенькие, Кузьмин и Мозырев. Запомните их, Спаситель. Они — лучшие пэнээры на свете, помощники начальника расчета. После меня, конечно.
Ей кивнули бледные, как из глуби веков, лица, мелькнули тени улыбок на них.
— Ладно, уходим, нам, действительно, пора. Лакшин повел рукой широко: — Пожалуйте к выходу, Спаситель.
Они прошли через оба пролома в бетонных стенах, но на пороге коридора Лакшин остановился и, обернувшись, стал давать последние указания коллегам. Видимо, без этого он никак не мог обойтись.
— Вы тут пошевеливайтесь! — пригрозил он им пальцем. — Не филоньте! А то пришлю вместо себя Черникова, он вам спуску не даст!
Лимбо тоже притормозила в этом месте и, полуобернувшись, расслабленно слушала необязательный треп Лакшина. На губах ее дрожала легкая блаженная улыбка, а в груди, обнимая сердце, поднималась волна эйфории. Боги мои, думала она, неужели это все заканчивается? Неужели прекратится, наконец, все это безумие? Как же, оказывается, ей этого хотелось! Только об этом она, оказывается, и могла думать. Но судьба, похоже, не торопилась ее отпускать, потому что в этот самый миг она почувствовала, как что-то ее схватило за ногу. Кто-то.