— Прощай, Спаситель! — услышала Лимбо последний крик, но кто из троих крикнул за шумом и стуком колес она не разобрала.
Вскоре дорога резко, под девяносто градусов, свернула, тележка резко ускорилась, ее стало сильно болтать, и Лимбо изо всех сил вцепилась в край настила, чтобы не выпасть. И все же ей удалось оглянуться на повороте и бросить последний взгляд на бункер. Дверь в него уже была закрыта, над входом одиноко и тоскливо светилась синяя лампа. Она точно умирала сама, или возвещала о чьей-то смерти. Не выбрать, что лучше. Прощай, бункер печального зла!
После поворота уклон дороги сделался значительно больше, и тележка, гремя, как горный обвал, вихляясь и подпрыгивая на неровностях, резво понеслась вниз, проваливаясь все глубже в обступивший ее мрак. Странно, но и в кромешной темноте дорога была хорошо видна серой, будто светящейся, лентой. Влажный ночной воздух, достаточно прохладный, наполненный запахами разнотравья и хвои, обвевал ей лицо. Лимбо вдыхала его полной грудью, понимая, осознавая в процессе, с каждым новым вдохом, что ведь, по сути, это и есть счастье — мчаться сквозь ночь, хмелея от пряного духа свободы.
Вдруг позади, на оставленном пригорке, кто-то выбежал на дорогу и стал что-то кричать ей вослед. Лимбо подумала, что то, должно быть, очнувшийся страж. И действительно, возвестил о себе проспавший все часовой.
— Эй, куда! Стоять! Стой, стрелять буду! — взвизгнул он.
И немедленно следом, посреди темноты, стали расцветать оранжевые, огненные цветы. Они расцветали и умирали быстро, едва раскрывали длинные лепестки и тут же, растворяясь, пропадали во тьме. Догнали, накрыли выстрелы. По баллонам ударило, несколько пуль, они звякнули и ушли рикошетом выше. Лимбо попыталась укрыться за железом, но была не слишком расторопной. Что-то снова, в который уже раз, ударило ее по голове, сильно ударило, поэтому дальнейших событий свидетелем она не стала. А, значит, не видела и не ощутила того, как в самом конце спуска, в том месте, где бетон дороги вспучила подземная влажная сила, тележка подскочила, взбрыкнула, как лихой конек, почуявший волю, и скинула ее со своей широкой спины.
Ночь, полет, неизвестность… Спаси себя, Спаситель!
Глава 24
Нефть пошла!
Долго, бесконечно долго ничего не было.
Вообще ничего.
Пока в один странный момент пустое ничто не стало заполняться всем.
Поначалу это были неуловимые обрывки видений, отголоски неузнанных звуков. Потом возникло ощущение самости, и, следом, осознание себя как отдельного… Чего? Или кого? Механизма? Организма? Существа? И вдруг, как вспышка, мысль: так ее же убили! Мазафак!
Она немедленно открыла глаза, чтобы удостовериться. Или опровергнуть. Короче, чтобы внести ясность касательно собственного статуса: пациент скорей жив, или уже нет? Этот вопрос, эта двойственность ситуации была настолько интересна и захватывающа, что неизбежно и немедленно подхлестнула все жизненные процессы ее организма.
Ага, все-таки организма!
Она довольно быстро определила, что находится в неглубокой, с метр, быть может, глубиной продолговатой яме, скорей всего, старой стрелковой ячейке. Ну, не в могиле же? Она лежала на спине, закинув ноги на стенку окопа, и к тому же была наполовину присыпана землей. Вместо неба над ней зеленел мелкой листвой полупрозрачный куст, а с другой стороны, по-над бруствером, в проем между ветками и землей затекало утро. Лимбо вытащила из-под земли руку, с некоторой опаской ее встряхнула, ловя ощущения, после осторожно смахнула с лица земляное крошево. Движенье сопровождались неприятными отголосками в теле, однако не вызвало ее чрезмерного неудовольствия. Может, не все так плохо? — подумала она — проявила в мысли надежду, — и потихоньку стала выбираться на поверхность.
Это оказалось легче представить, чем осуществить, она какое-то время не могла сгруппироваться, перевернуться, все путалась и барахталась в земле, но, в конце концов, справилась. Выползя из ямы и поднявшись с четверенек, она довольно долго простояла в странной позе, раскинув руки в стороны, расставив ноги, прислушиваясь и оглядываясь, — а заодно раскручивая и синхронизируя свой внутренний гироскоп с движением планеты. Утвердившись в статусе прямостоящего существа — ага, все-таки существа! — она, пошатываясь, вышла на дорогу — все так же протекавшую мимо бетонную реку.
Утро было еще совсем ранним, совершенно безветренным и очень мглистым, туманным. Дорога впереди и позади растворялась в густой, как сметана, субстанции. Какие тут, однако, памороки, оценила Лимбо природный перформанс. Состояние атмосферы было сродни состоянию ее души — полная непроглядность. Тем не менее, дорогу она узнала вполне. Да и как не узнать? Лихая была гонка. Езду на рельсовой тележке она помнила отлично, но вот чем она закончилась — нет. Что-то, кажется, тогда случилось. Нечто, в результате чего она оказалась в яме, под кустом.