— Обед в два часа, внизу, в ресторане «Витязь!» — объявила Агафья Борисовна. — Приходим самостоятельно.
— Так нас еще и кормить здесь будут? — притворно удивился Клодница.
— А куда деваться? — развел руками Борисфен Нифонтович. — За счет фирмы.
Комнату свою Нетрой, вопреки обыкновению, не осматривал придирчиво. Мельком, заглянул в ванную, сунул сумку в шкаф и успокоился. Впервые за долгие годы, его все устраивало. А верней, ему было все равно. Имелась такая мысль, поработать, и, кстати, давно уже хотелось. И нужно было. Правила «роман в три месяца» никто чай не отменял. Да и как его отменишь, иначе ведь не прожить. Привычка, выработанная годами. Где бы Феликс ни оказывался, в любой ситуации, он всегда использовал каждую свободную минуту, чтобы набрать в редакторе кусок текста. За исключением, естественно, тех отрезков времени, которые отводились на то, чтобы набраться впечатлений — без них ведь тоже не обойтись. Но когда текст печатался, он выстреливался точно из пулемета. И то ведь, чувства, эмоции, образы, слова и фразы должны подаваться бесперебойно, как патроны. Но, похоже, не в этот раз. Здравая мысль вяло шевельнула хвостом и уснула — до более удачных для себя времен. Когда они настанут. Если. Он подошел к окну и, глядя, как мимо по Магистрали проносятся поезда, под аккомпанемент их гудков и грохота, стал предаваться совсем другим размышлениям.
Он думал о том, что точно так же, как и эти поезда, проносится мимо жизнь. Причем, не важно, кем ты себя ощущаешь, сторонним наблюдателем или пассажиром шикарного экспресса. Картинка из окна вроде другая, а итог тот же. Не успеешь оглянуться, как окажешься на полустанке, тихом и заброшенном, затерянном среди туманов. И вот что тогда? Что будешь делать, чувствовать, о чем думать? Кто там тебя встретит? Кого встретишь ты? Такие вопросы он задавал себе в последнее время все чаще. То ли возраст брал свое, все-таки уже совсем не мальчик, то ли смущали душу некие предчувствия. Раньше он от предчувствий отмахивался, а теперь вот, прислушиваться к ним стал, понять желал, для чего ни и на что указывают. Да, знать хотелось, что там, впереди, а соответствующей картинки пока не было.
А еще он подумал, что жизнь устроена все-таки странно, кто бы что ни говорил. Скорей всего, тот, кто утверждает, что жизнь проще соленого огурца, на самом деле ничего не видел, не знает и не понимает. Потому что она, если не закрывать на нее глаза, а, наоборот, смотреть внимательно, всегда преподносит чудеса — не чудеса, но всякие сумасшедшие истории. Вот кто мог знать, что на втором этаже обычного с виду здания скрывается Мань-гора. Да и не то чтобы скрывается — существует. И разве мало, таких домов, по всей Руси раскидано? И не только домов — мест. Сел, городов. Да в любом какая-нибудь чертовщинка творится. Потому как Русь — сказочная, былинная страна. Была такой раньше, есть теперь, и будет всегда.
Он вздохнул от охватившего его чувства. В груди защемило, в глазу защипало. Что за черт? — удивился он собственной чувствительности. Нет, бывало, что и он умилялся всяким там котикам и бантикам, большие люди, как известно, склонны к сантиментам. Но чтобы вот так, по родной стороне затосковать, ощутить ее в себе, как феномен и смысл жизни, это что-то необычное.
Уловив какое-то постороннее движение за спиной, он резко обернулся.
В тесной прихожей, ища выхода, металось какое-то животное, небольшое, размером с кошку или маленькую собаку. Почуяв, что присутствие его раскрыто, а деваться некуда, существо забилось в угол и замерло.
— Ну-ка, ну-ка! — воодушевился Нетрой и, быстро приблизившись к двери, чтобы лучше видеть, включил свет. — Мать честная! — вскричал он, разглядев, кто перед ним. Но для порядка все же спросил: — Ты кто такой?
Прижавшись задом к стене, в прихожей сидела крыса огромных размеров. Ну, как для крысы. А если мерять по кошкам, то вполне себе средняя. Серая шерстка тускло поблескивала, аккуратные треугольные уши прижаты к затылку. Вытянутая морда зверка показалась Нетрою забавной, в целом она была похожа на лицо актера Мкртчяна, помните его нос, огромный, вислый, печальный? Плюс длинные, тоже висячие, усы. Глаза у крысы были абсолютно собачьи, большущие, карие на выкате, и неизбывно грустные. В них собралась, похоже, вся вселенская тоска, какая есть на свете. И еще они свидетельствовали неопровержимо, что крыса все понимает, но, как водится, сказать ничего не может. Неучтенная живность смотрела прямо в глаза Нетрою и мелко била голым хвостом по полу.
— Ты кто такая? — повторил вопрос, изменив на всякий случай указательное местоимение, хозяин, как он считал, номера. Крыса не ответила, но хвостом затарабанила заметно интенсивней. — Уйти хочешь? — спросил Феликс. — Пожалуйста! Он приоткрыл дверь и выжидательно посмотрел на зверя. Тот остался сидеть на месте. — Ладно, — согласился Нетрой, — как хочешь. Но, может быть, тогда ты есть хочешь? Извиняй, друг, в доме шаром покати. Но если ты согласна подождать, я притащу тебе что-нибудь с обеда. Идет?