– Это мы постреляли там, наши мальцы. Пробивались через лес. Но когда, наконец, пробились, там никого уже не было.
– Ну, вот, ты все знаешь.
– Все, да не все. С ним-то, что теперь делать?
– ХЗ, – повторила Лимбо лаконичное, – я не специалист.
Неожиданно Генри, точно осознав, что говорят о нем, проявил активность. Он вдруг поднял голову и, взглянув на Лимбо рубиновыми глазами, сказал с укором:
– Ты же обещала. Обещала меня любить.
И такая в его словах сквозила тоска, такое разочарование и обида наполняли голос, что куда там той холодной индейке. Лимбо, неожиданно для самой себя, смутилась.
– Я? Любить? Боже мой, мальчик, я обещала тебе совсем другое!
– Ого, какие у вас, оказывается, продвинутые отношения, – оценил Лелек.
– Никаких отношений, – отрезала Лимбо. – Парень он хороший, но – нет. Просто нужно было как-то уговорить его уехать оттуда.
– Типа, он не хотел?
– Вот, прикинь.
– И что теперь?
– А что? Забирай мальца и вези к папочке.
– Это само-собой. Ладно, поехали, там будем разбираться.
– Погоди-ка! – притормозила его Лимбо.
Она обошла машину и заглянула в раскрытый настежь кунг. Он, как девушка и предполагала, был пуст, водителя в нем не оказалось, только брошенные на пол веревки свидетельствовали о том, что пассажир все же был.
– Ищешь кого? – спросил Лелек.
– Да так, проверила кое-что. Нет тут никого.
Держа Генри за руки, они вдвоем подняли его на ноги, отвели к джипу и усадили на заднее сиденье. С этим поначалу возникли проблемы, поскольку Генри все же мальцем был не маленьким, и садиться не желал, упирался. Лишь когда Лимбо забралась в машину первой и оттуда протянула к нему руки, он охотно последовал за ней. Она осторожно, почти нежно обняла его за плечи, прижала голову к груди.
– Поехали!
– Ой-ей, – понаблюдав за отношением Лимбо к Генри выразил удивление Лелек. Он кое-как, не без проблем, развернулся и, спустившись мало-помалу, выкатился на открытую местность. Долина, как и всякое пустынное пространство, чутко и трепетно дожидалась, когда же кто-то осмелится нарушить ее одиночество. Ну вот, дождалась. И приветствовала нарушителей трелью жаворонка из небесной сини.
Лелек свернул в сторону Загубинска. Джип затрясло, он запрыгал на ухабах, однако браток скорость не уменьшал, видно было, что поспешал. Лимбо положила голову Генри себе на колени и, обнимая, старалась уберечь его от ударов. Она испытывала к нему какое-то новое для нее, теплое чувство, даже сама удивлялась. Чувство, наверное, сродни материнскому, откуда ей знать? К тому же, не о нем ведь и речь, правда? Малецкий младший затих, казалось, уснул.
Да, думала Лимбо, папаше будет теперь чем заняться. Ведь это то самое, Облако Возмездия, в действии. Сын для отца станет истинным воздаянием за дела его. Сын, конечно, не при чем, но его старик заслужил свою кару сполна. Небесный закон не знает сострадания. В мыслях ее не было ни злорадства, ни осуждения, а лишь понимание скрытой механики событий. И она не знала, как, в какой мере и в каком виде воздастся ей самой, поэтому, какое уж тут ликование? Думы о себе, если они не поверхностны, навевают тревогу.
Лелек все поглядывал на Лимбо в зеркало заднего вида. Потом спросил:
– Так, может, все же останешься с парнем, раз обещала? Тем более, он так на тебя запал?
– С вами связаться – о себе забыть.
– Чего? Не глупи! Папаша его, ради сынка-то, что хочешь для тебя сделает. Будешь, как сыр в масле кататься.
– Да я не очень-то и нуждаюсь. И так проживу.
– Ну, мало ли.
– Мальцу помощь понадобится, профессиональная, а я на роль сиделки или няньки не гожусь. Это не для меня, вот совсем. Потом посмотрим, может быть. Если на поправку пойдет.
– Как знаешь, не буду настаивать. Я тебе обещал.
– Надеюсь. Слушай, я все хочу тебя спросить, ты-то что один?
– В смысле?
– В прямом. Старшенький твой, Болек, где пропал?
– Старшенький, ага. В зеркало было видно, как Лелек криво усмехнулся. – А нет старшенького.
– Что так? Куда подевался?
– Не поверишь, спустился в погреб за квашеной капустой, и на него там крысы напали. Никогда крыс не было, мы их переловили давно, а на него набросились. Искусали всего! Это случилось в аккурат перед выездом. Нам ехать на дело, а он весь синий лежит, пошевелиться не может, только стонет и плачет. Так что, может, и нет уже старшенького вовсе, может, на этом свете он, преставился, спаси Господи!
– Надо же, какие страсти! – пробормотала Лимбо. – Боги, боги!
Оставшийся отрезок пути они проехали в молчании, не разговаривая, каждый думал о своем. Что за мысли бродили в голове у Лелека, Лимбо, конечно, не знала, у самой же мысль была одна, растянутая во времени, постоянно воспроизводимая: наконец-то все кончилось. Мысль эта сопровождалась тоскливым счастливым чувством, от которого хотелось плакать.
Но до «все кончилось», все-таки, был еще один опасный момент. А именно, ей надо было красиво оторваться от Лелека. Поэтому, когда на подъезде к городу З. они сблизились с Магистралью, и увидели замершие на ней поезда, она неспроста поинтересовалась:
– А что это поезда тут выстроились?
– Без понятия, – отозвался Лелек. – Как вчера стали... Должно быть, электричества нет.
– Тормози!
– Ты чего?
– Я здесь сойду.
– Как скажешь...
Он остановил джип. Лимбо осторожно переложила голову спящего Генри на сиденье, и вышла из машины.
– Бывай! – сказала она Лелеку. – Встреча с вами была незабываемой.
– Не поминай лихом, и зла не держи, – попросил Лелек. – Мы все же на работе.
Лимбо махнула ему рукой и пошла к Магистрали. Однако, не успела сделать и пары шагов, как услышала за спиной:
– Постой!
Она сразу напряглась и стала лихорадочно искать рукой пистолет.
– Не боись! – слышала успокоительное, и тогда, все равно опасливо, обернулась.
– Что тебе?
– Мне ничего, а вот тебе не помешало бы переодеться. Видела бы ты себя со стороны: обтрепалась, точно полгода на войне, в окопах пробыла. В таком виде тебя и в поезд никто не пустит, и менты на улице повязать могут. Фирменных шмоток предложить не могу, но вот комплект модного обмундирования, – веселенький камуфляж, твоего размера, не ношенный, – имеется. Погоди!
Выпрыгнув из машины, Лелек открыл багажник и, покопавшись в нем, достал сложенную аккуратной стопкой одежду.
– Вот. И шапка имеется, тоже – новье, – он положил поверх одежды военное кепи – точно такое Лимбо давно потеряла где-то в зоне – и передал всю стопку ей. – Держи! Теперь все.
Браток хмурился и старался выглядеть суровым, – брутальным, как ему и положено. Но Лимбо видела, что мужчина расчувствовался, переживает. Чего бы это он? – подумала легкомысленно. Вот ей – пофиг, например, единственное желание – чтобы он убрался, и чтобы, наконец, кончилось все это безумие. И неожиданно, ответным наплывом, почувствовала: нет, не пофиг, не совсем. Поняла, что пытается себя обмануть. Что-то держало, цепляло ее душу, и, она знала, еще долго будет цеплять. Вот стоит ей забраться в тихое, укромное место, как самые переживания и начнутся. Ой, боюсь, без вискаря не справиться будет, прикинула она перспективу. Весь этот откат и отходняк иначе, на сухую, не пережить. Придется запастись.
Когда пыль, поднятая джипом, рассеялась, Лимбо повернулась к дороге спиной и, постоянно сбиваясь со счета, стала отсчитывать шаги. Зачем-то. Наверное, пыталась таким приемом отогнать все прочие мысли, которые лезли и лезли в голову, расталкивая друг друга. От всплеска мыслительного хаоса ей требовалась передышка.
Хоть Магистраль с дороги отлично просматривалась, казалось, руку протяни, и вот она, на самом деле до нее оставалось еще приличное расстояние, наверное, не меньше километра. Все видимое пространство до железной дороги было покрыто высокой сухой травой, низкорослым колючим кустарником и бурьяном. Странно, что сухостой еще не выгорел, видимо, просто не успел.
Лимбо нашла во всем этом какое-то подобие, намек на тропку, набитую, быть может, бродячими собаками, и воспользовалась ей. Она так и шла, обняв и прижимая подаренную Лелеком одежду к животу. Шаги она скоро считать бросила, и мысли ее тут же вернулись назад и зацепились за момент расставания. Она думала о Генри, прикидывала, что с ним будет, и что его ждет в дальнейшем. И, без своей обычной феминистской бравады, что он ей действительно нравится. Но... Но... Но и понимала, что жизнь подсовывает ей одну из возможностей, которой она никогда не воспользуется. Обманка, о которой она никогда не забудет, неисполнимость, которая будет вечно жечь сердце сожалением,
За мыслями, она почти не следила за дорогой, поэтому очень удивилась, очутившись на берегу небольшого озерца, к которому привела ее тропка. Видимо, те, мифические или реальные, бродячие собаки, приходили сюда на водопой.