Подумала, что тот чудак – который снаружи – вполне мог бы оказаться на люке, точно воображаемый Нетрой. Но не забрался, иначе сильно удивился, когда бы снизу постучали. Да. Собственно, что это меняет? Он все равно стоит рядом, и выбраться незаметно ей не смочь. Да и вообще, ей не выкарабкаться, не выдраться отсюда, никак, эта железка такая массивная, что просто придавит ее – без шансов. Без посторонней помощи – никак, а вот на помощь ей рассчитывать не приходится. В противном случае, она вообще не ползла бы по этой гребаной трубе. Или, может, ты чего-то не понимаешь? Да нет, вроде, все так.
Так что, получается, в западне? В ловушке? Приплыли?
Глава 21. Закоулки разума
Ужас без конца – вот что это такое.
Она ощутила его, этот безысходный, беспросветный ужас, поднимавшийся из мутных вод, из бездонных глубин колодца. Стоило только всмотреться в них и произнести одно лишь слово – ловушка, как с ней приключилось что-то вроде истерики.
Вообще-то, это она поскромничала, не что-то вроде, а форменная истерика случилась. К счастью, короткая.
Ей вдруг стало понятно, что все, с ней произошедшее за последние дни, есть не что иное, как хитрый план Пыри. Собственно – Матрицы, план, которому она следовала, как слепой котенок, и который, в конце концов, сама же осуществила. Довела до полного и окончательного триумфа, заведя себя в западню, заперев в клетке, из которой выхода нет. Ступени этого плана – да, собственно, все, на что она надеялась, чему верила. И Генри, и Нетрой, живой и мертвый, и полковник Лунгин, командир и призрак – все они детали единого плана Матрицы, камешки той мозаики, которую она придумала и складывает с непреложным упорством.
Непонятно только, на что этот план направлен? Какова его конечная цель? Для чего ее вынудили сюда забраться? Заманили в этот последний колодец – для чего? Какой в этом смысл? Она его не видит. Убить, уничтожить конкретно ее можно было и как-нибудь проще.
Смысла и выгоды для Пыри завлекать ее именно сюда она не видела. Для чего? Заставить помучиться? Это что, такой особенный ритуал, пролезть через длинную вонючую трубу, чтобы оказаться в полной заднице? Ерунда. Как по ней, ерунда и бессмыслица полная. Хуже было, если б ее заперли в Блоке А, и продолжали бы там ломать ментально и физически, и сломали бы, в конце концов. А что? Могли бы ведь не ограничиться Нетроем, а привлечь для экзекуции весь личный состав мужского полу. Ведь что было однажды, может быть и дважды, и сколько угодно раз. Вроде как с той журналисткой в плену, которую насиловали, пока не заплатили выкуп. С той только разницей, что за нее никто выкупа платить не стал бы. Нет-нет, здесь что-то другое.
Однако если уж на то пошло, если начистоту, когда заткнуть, заглушить эмоции и попробовать порассуждать холодной головой, станет очевидно, что пугает и, если угодно, злит ее не то, что очутилась она в этом безвыходном месте. Нет, в конце концов, она может выбраться отсюда, во всяком случае, попытаться, пройдя путь по трубам еще раз, в обратную сторону. Бесит ее другое, именно то, что не может пройти дальше, то есть, осознание невозможности осуществить задуманное.
Мазафак! – вырвалось у нее, и она тут же прикрыла рот рукой, вспомнив, что часовой рядом и может услышать. Затаившись, прильнув к лесенке, задержав даже дыхание, она прислушивалась некоторое время к обстановке, но все было тихо снаружи, и лишь монотонное журчание воды в самом колодце разбавляло на самом деле мертвую тишину. Выждав еще какое-то время и убедившись, что все спокойно, Лимбо расслабилась – насколько то было возможно. Во всяком случае, позволила себе дышать.
Неужели, подумала она, полковник – тоже прихвостень Пыри? А, может, он и вовсе его порождение? Фантом, созданный им, чтобы одурачить ее и завлечь в ловушку? Она задумалась, рассматривая неожиданную мысль со всех сторон. В результате поняла, что мысль эта ей не нравится – с какой стороны на нее не посмотри. Ну, не нравилось ей смотреть на командира Лунгина, как на подручного Пыри. Хоть что делай – не нравилось. Да он и не похож на такового ни разу. А похож как раз на честный призрак, у которого есть свои принципы и свои идеалы. И, кстати, есть харизма и обаяние. Нет, решила она, на сделку с Пырей полковник не пойдет. Как говорится: не верю!
Неожиданно в кармане ожил телефон.
Он завибрировал под грудью, точно испустила дрожь предвкушения посторонняя ладонь, а после пропел свою бодрую трель. Сигнал из-под одежды вырвался приглушенным, но он казался таким чужеродным в этой кромешной настороженной тишине, что должен был сразу привлечь к себе внимание. «Черт, черт!» – запричитала, испугавшись, что ее раскроют, Лимбо и прижала аппарат к телу. Тише ты, тише! Но трель уже вырвалась на волю, этот казавшийся ей когда-то веселым гитарный перебор, и шарахалась в узких пределах колодца от стены к стене, пока, как жаба муху, ее не слизнул длинный язык истекавшей из трубы воды. Лимбо замерла, молясь, чтобы кроме нее никто ничего не услышал, не заметил, прислушиваясь, чутко ловила тишину – не нарушит ли ее что?
Все было тихо, и она решила, что на этот раз пронесло. Конечно, прежде всего, ее волновал часовой снаружи, очень уж не хотелось раньше времени поднимать тревогу. Может, спит человек на посту, как и положено, подумала она. Ведь не услышал же он скрежета и клацанья кусачек, когда она перерезала решетку, так что...
Она достала телефон и, не вынимая его из пакета, прочитала сообщение. Отправителем значился абонент Командир, сообщение было лаконичным: – Ныряй в воду.
Что значит, ныряй? – возмутилась Лимбо. Да какого, вообще, хрена! Она глянула вниз, и ее откровенно взяла оторопь. Лезть в эту холодную непроглядную, похожую на смерть неизвестность нисколечко не хотелось. Но тут она услышала, как над головой ее загремело железо. Кто-то пытался подцепить ручку люка. А когда ему это удалось, он, этот кто-то, стал медленно его приподнимать.
Мазафак! – только и успела мысленно отреагировать Лимбо. Сейчас откроют люк, а тут она, такая, глазками сверкает: здрасьте! Надо немедленно смываться. Но куда?! Мазафак!
Не тратя больше ни секунды, она вмиг сунула телефон в карман, подхватила рюкзак на руки и соскользнула в воду, которая тут же сунула свои мерзкие склизкие ручонки во все места, куда ее никто не просил. Что я делаю, что я делаю, со звоном сталкивались в голове три стальных шара. Фонарь она включила уже под водой, он – хвала богам! – оказался герметичным и как-то еще светил, хотя, конечно, давно требовал подзарядки. Ну, и что дальше? – спросила она, видимо, того, кто предложил ей сделать этот шаг. Дальше-то что?
Медленно погружаясь, она светила фонарем прямо перед собой и, отчаянно брыкаясь, рывками поворачивалась кругом. Опустившись примерно на метр под поверхность, она вдруг увидела в стене квадратный ход бокового тоннеля, довольно широкий, и, когда над головой глухо и гулко прогремело, она протиснулась в него. А куда еще? Других вариантов она не видела. Впрочем, это тоже не вариант, если, конечно, она не докажет обратного.
Лимбо обняла рюкзак и, упираясь ногами в дно тоннеля, стала проталкивать себя вглубь него. В таком положении ей было отлично видно, как в оставленный только что колодец ударил яркий луч света, а потом высветленную толщу воды пронзили многочисленные пузырчатые ходы. Мазафак, он же стреляет! – сообразила она. Стреляет в меня! А если бы?..
Впрочем, звуков выстрелов она не слышала. Это утешение, или как? Бонус, ага...
Что «если бы?» она додумывать и представлять не взялась, потому что стало откровенно не до того. Надо было срочно решить вопрос следующего глотка воздуха, а над головой – чтоб его! – сплошной монолитный камень. Почти теряя сознание, постоянно тычась затылком в потолок тоннеля, она уходила по нему все дальше, понимая все отчетливей, что это дорога в один конец, что обратного пути для нее нет.
Когда грудь начала гореть и разрываться от желания и необходимости сделать еще хотя бы один вдох, а в глазах в очередной раз завели свой бодрый танец кровавые мальчики, она после очередного мучительного шага вдруг не нащупала затылком ограничения сверху. Не раздумывая, она оттолкнулась от дна и вынырнула на поверхность.
И-а-а-ах!
Глоток воздуха после долгого удушья, как глоток шампанского – сразу в кровь, в мозг, с шипением, пузырьками и крошками эйфории, с мурашками и благодарным обмороком. Немедленно, непосредственным образом понимаешь, что единственное реальное счастье – дышать, и ничего другого для него не нужно. Просто дышать, впитывая жизнь с каждым глотком воздуха, не задумываясь, не зная преград и ограничений, не вымаливая, не одалживая следующей порции кислорода в долг. Лимбо как раз дошла до понимания этой простой истины, когда почувствовала, что кто-то осторожно трогает ее сзади, прикасается к голове.