– Может быть, может быть. Ну-ка, давай там посмотрим.
Они подошли к бассейну и остановились у бортика.
– Вот, видишь, видишь? – сразу указал Лакшин на лужу на кафеле.
– В самом деле, – согласился Парамоша. – Такое впечатление, что кто-то, действительно, вылез оттуда. Хотя, наши все на месте, – он кивнул на тела в воде. – Не мог же кто-то из них…
– Нет, конечно. Я тебе говорю: девушка!
– Здесь девушки нет. Парамонов опять кивнул на бассейн. – Нет никакой девушки.
– Передо мной лежат... передо мной плывут три трупа, у одного торчит... – тут же принялся декламировать пошлый Лакшин.
– Ну, ты бы все же постеснялся, – осадил его Парамонов. – Все-таки это наши товарищи...
– В прошлом.
– Мы с тобой сами в прошлом. А это, – он указал на распростертые в воде тела, – как ни крути, наше будущее.
– Да-а-а, – протянул, соглашаясь, Лакшин. – Если бы не благодетель наш, не Тысячеокий, давно бы мы все сгинули. Я, например, до сих пор не могу понять, как это ему удается – держать нас на поверхности? Как он в нас жизнь вдыхает? Будто батарейки подзаряжает. Ведь в таких условиях никто долго не протянет, а мы все живем и живем.
– Хрен его знает. Я тоже не понимаю. Нашего с тобой, Женя, весьма среднего образования для понимания всего сущего явно недостаточно.
– Недостаток образования, Парамоша, в нашем случае компенсируется продолжительностью жизни. А вот кругозора, действительно, не достает.
– Кругозора тоже, да. У некоторых он и вовсе, как у гинеколога.
– Это ты на кого намекаешь?
– Да нет, ни на что не намекаю. Это я так, вообще.
– А я уже было подумал...
– Не думай, Жека, ни о чем, а то с ума сойдешь. И попадешь сюда, – он снова указал кивком, – в бассейн.
– А, может, так и лучше было бы.
– Тс-с-с-с! Как ты можешь? Замолчи немедленно! Он быстро сложил руки перед грудью в индийском намасте, и принялся совершать поклоны, громко механическим образом декламируя: – Благодарим тебя, о Тысячеокий, за то, что заботишься о нас и не даешь нам умереть.
– Благодарим тебя! – вторил ему, так же принявшийся торопливо совершать намасте, Лакшин.
Было видно, что ритуал вызывал у обоих смущение, но они не могли от него отказаться.
– Благодарим тебя! Благодарим!
Закончив обряд поклонения, старые служаки некоторое время стояли, замерев со сложенными перед грудью руками, приходя в себя, потом, будто оттаяв, посмотрели друг на друга и одновременно смущенно улыбнулись.
– Ну, вот, получили очередную индульгенцию, – сказал Лакшин.
– Не пойму, зачем ему это? – выразил недоумение Парамоша. – Слушай, а, может, твоя девица – тоже того, его порождение? Тысячеокого?
– Нет, нет. Он здесь не при чем.
– Почему ты так думаешь?
– Тысячеокий может квази жизнь создавать. Иллюзии. Или таких, как мы, заставлять двигаться. Девица эта, я уверен, совсем другое.
– Что другое?
– Она теплая была. Понимаешь? Живая. Я же тебе говорю. Теплая – вот что главное.
– Тебя, Лакшин, не поймешь, то ты говоришь, что живая и теплая, а то, что мертвяк. Ты уж определись как-нибудь.
– Я же тебе говорю: сам запутался.
– Тогда, может, Командир что придумал?
– Вряд ли. Да я его давно уже не видел. После того случая, когда он с ... этим... сцепился.
– Да, я, кстати, тоже о нем не слышал. Тогда, что? Может, Спаситель?
– Тс-с-с! Не произноси. Лакшин опасливо оглянулся. Убедившись, что все по-прежнему тихо, сказал, понизив голос: – Я думаю, такое возможно.
– Неужели, дождались?
Лакшин закивал головой.
– Осталось понять, куда он запропастился.
– Да тут и спрятаться-то негде. Разве что, действительно, снова в воду нырнуть.
– Но там часовой.
– Часовой не там.
– Часовой как раз там. На входе. И он, мудак, стреляет на каждый шорох.
– Может, все-таки, она где-то здесь? Или вышла в коридор?
– В коридор вряд ли. Там Агрегатор.
– Там Агрегатор...
Парамонов повернулся спиной к бассейну, и внимательно осмотрел помещение. Оно все было как на ладони, и там действительно не было места спрятаться. Тогда он подошел к градирне и, увидев, что защелка на дверце не закрыта, замер. Потом зашел внутрь и огляделся.
Тут у Лимбо, в очередной, раз екнуло и сжалось сердечко. Она вдруг поняла, в каком невыносимо глупом положении оказалась. Одна, голая, беззащитная. Пошлая ситуация, пошлая – правильно говорят товарищи. Сейчас этот, Парамоша, наткнется на ее рюкзак, поймет, где она, полезет наверх... А тут она, готовая, на полотенце... И безоружная, ко всему. Защупают же, упыри, защекочут. Стоп, почему, безоружная? У нее же есть наваха! Она подтянула к себе мокрую куртку, и стала судорожно пытаться достать из кармана нож, а тот, как всегда, по закону подлости, ни в какую не хотел лезть наружу. Ну же, уговаривала его Лимбо, ну же! Мазафак!
В помещении нависла зловещая тишина, в которой шум падающей воды не воспринимался, как звук, а служил рамкой, ажурной виньеткой, опорным сигналом для всего остального.
– Ну, что там? – наконец, подал голос Лакшин, разбив тем самым хрусталь напряженности. – Что-то нашел?
– Ничего, – ответил Парамонов. И, откашлявшись, продублировал, чтобы не осталось сомнений: – Ничего. Он вышел из градирни и закрыл за собой дверцу. На защелку.
Лимбо замерла в своем убежище под потолком. Потом тихонько выдохнула и сжала в руках наваху, которая, в конце концов, ей все же подчинилась.
– Тогда я не знаю... – развел руками Лакшин.
– И я не пойму, как... – начал было излагать мысли Парамонов, но в этот момент распахнулась дверь, и на сцену вышел еще один персонаж. Верней, стремительно на нее ворвался.
Это был высокий худой старик с совершенно седыми, густыми и косматыми бровями, в точно таком же синем, как на присутствующих, комбинезоне. Фуражка на его голове выглядела, как небольшая кепочка, и он ее носил, сдвинув на затылок и слегка набекрень. Старый, что ни говори, щеголь.
– Ну, вы что здесь застряли? – спросил он с порога. – Вас только за смертью посылать.
– А мы и не застряли, Владлен Николаевич, – попытался уверить начальника в обратном Парамонов. – Мы тут это, осматриваемся.
– Парамонов, что ты ерунду несешь? – не ослаблял напора Владлен Николаевич. – Что тут осматриваться? Все давно уже осмотрено, сотню раз. Ничего нового быть не может!
– Товарищ подполковник Черников! – обиделся Парамонов. – Я вас попрошу!
– Это я вас попрошу, товарищ Парамонов. Также и товарищ Лакшин. Я вас, зачем сюда послал?
– А зачем?
– Вот, уже не помните ни хрена. Как говорил мне мой начальник когда-то: если ты дурак и ничего не помнишь, записывай все в блокнот. Вот. Я всегда так делаю. Это он так делал, начальник. И я так делаю. И вы тоже так делайте. Я же вам сказал, что надо достать одного жмурика. Тысячеокий приказал, Агрегатора кормить пора.
– А, ну так бы и сказали! – нашелся Лакшин. – А то я уж было подумал! Это-то мы помним.
– Так чего застряли?
– Мы просто не могли решить, кого из троих выбрать? Чья очередь?
– И потому тут воды налили, да? А нечего особо решать, доставайте Грохова. Если уж по очереди брать, то она самая его, он дольше всех тут бултыхается. Женя, где каталка? Давай, пригони ее. А мы с Парамошей тем временем Григорьевича достанем. Так и быть, я уж вам помогу. Вот, наградил, не знаю, кто, подчиненными, за все приходится самому браться.
Лакшин взял под козырек и вышел из комнаты.
– Где фал? – спросил Черников у Парамонова. – Тащи сюда. Тот молча побрел куда-то в угол помещения и вскоре вернулся с длинной и прочной парашютной стропой, конец которой был завязан петлей.
– Что ты, как в воду опущенный? – спросил у него начальник.
– Да! Не люблю я этого.
– А, вот ты что. Так ты это, не переживай так, дорогой мой Парамонов. Быть съеденным Агрегатором ничуть не хуже, чем быть сожранным червями. Я так думаю.
– Может быть. Но черви хотя бы делают это скрытно. А тут...
– Не обращай внимания. Просто не обращай внимания. Все там будем. И давай это, мечи уже свое лассо.
Парамонов растянул петлю широко, примерился и набросил ее на тело – то, что плавало лицом кверху. Получилось удачно, с первого раза. Он затянул петлю у трупа подмышками, подтащил его к бортику, и далее они вдвоем с Владленом Николаевичем вытащили бывшего соратника из воды. Тут как раз подоспел Лакшин с каталкой – точно такой, на который больных и тех, кто уже не выздоровеет, перевозят в больницах. Они втроем подняли и водрузили на нее тело, Парамонов при этом морщился, остальные никаких эмоций не проявляли.
– Поехали! – скомандовал Черников Лакшину, и тот толкнул каталку к выходу. Парамоше же подполковник наказал другое: – Мы там с Женей сами справимся, а ты здесь приберись, воду вытри, а то сыро что-то.
Оставшись один, Парамонов свернул и отнес на место фал, на обратном пути взял в душевой швабру с тряпкой и принялся собирать с пола воду. Все это молча, размеренно, методично. Тряпку он отжимал прямо в бассейн, там же ее после всего, опустившись на колени, и прополоскал. Перед уходом, как бы невзначай, он подошел к градирне и открыл защелку на дверце.