Действительно, справа в бетонной стене имелся пролом. Именно пролом, рукотворный. У Лимбо возникло такое подозрение, что Парамоша сотоварищи его в этом месте собственноручно и организовали. И вот на чем основывалось ее предположение.
Тот участок коридора, в котором засел, а, скорей всего, застрял, Агрегатор, был концевым, то есть, в этом месте ход упирался в стену, поворачивал направо и вливался в невидимое отсюда пространство. Справа же, чуть дальше, имелась еще одна комната, закрытая дверь в которую так же виднелась впереди за лапами насекомого. Так вот, когда это чудо здесь обосновалось, и пройти мимо него стало невозможно, очевидно, ввиду его гастрономических пристрастий, его постарались ограничить в передвижении решеткой, а в стене пробили новый проход. И, очевидно, за углом, с той стороны, имеется еще одна решетка, ведь иначе ЭТОТ здесь вряд ли сидел бы, в тесноте и обиде.
На взгляд Лимбо, все же проще было его убить, проглота этого, да и вытащить вон по частям, как обычную дохлую, хоть и довольно большую, муху. Нормальные люди так бы и поступили, но, видимо, к тому времени здесь уже правил бал Пыря, или Пырин король, а у него на конструкт имелись свои планы. Ему нужен был Агрегатор.
Не задерживаясь, и держа на всякий случай пистолет наготове, Лимбо проскользнула в пролом.
Стена, в которой проход был сделан, была довольно мощной, в пределах метра толщиной, и, судя по всему, пробиваться сквозь нее было делом отнюдь не легким. Поверхность пролома выглядела неровной, щербатой, местами из нее торчали скрюченные ржавые пальцы обрубленной арматуры. По виду, бетон был высокого класса, очень прочный, он не крошился и не осыпался, наоборот, оставлял впечатление, будто со временем становился все крепче. Так оно, видимо, и было, усиливаться, набирать крепость с годами – нормальное свойство качественного материала. И это ведь внутренняя стена, осознала вдруг Лимбо. Какие же тогда они внешние?
Она оказалась в комнате, по всему, кладовой, сплошь заставленной взгроможденными один на другой военного образца ящиками. А какие здесь еще должны быть ящики? Именно такие, плоские, обитые железом, разнотонно зеленые и с белыми бирками на боках. В комнате, как и повсюду, горел свет, но, по счастью, никого в ней не оказалось. В противоположной стене зиял такой же пролом, Лимбо прошла сквозь него тоже и оказалась, как ей показалось, в шлюзовой камере. Это первое, что пришло ей на ум, наверное, от невежества. Хотя, не так уж она была далеко от истины.
Это был выходной, параллельный тому, по которому только что пробиралась Лимбо, коридор, который выводил из сооружения 1 бис наружу. Но если первый предназначался только для прохода людей, этот служил для перемещения по нему техники и грузов, и имел соответствующие габариты. Коридор этот на всем протяжении был разбит на отдельные участки, своеобразные камеры, многотонными перегородками – массивными затворами, которые передвигались по специальным направляющим на роликах, приводились в движение электромоторами и имели гидравлическую систему герметизации. Повсюду виднелись тросы, кабели и шланги высокого давления. По полу камеры пролегали рельсы; справа, перед затвором, уступая ему место, торчал вертикально массивный железный мостик с участком рельсов на нем. Видимо, таких переходов имелось несколько, по количеству затворов, и они опускались, когда проезд открывался. Тут Лимбо кстати вспомнила рельсовую тележку, которую видела перед воротами снаружи, ей показалось, уже тысячу лет назад. В прошлой жизни, мазафак!
В отличие от затвора справа, затвор слева был приоткрыт на величину, достаточную, чтобы в этот проход беспрепятственно прошел человек. С замиранием сердца Лимбо приблизилась к нему. Воображение ее рисовало всевозможные картины, которые откроются, стоит лишь ей заглянуть туда, и она заглянула, но ничего не увидела. Не сразу поняла, что с внутренней, с той стороны проем сверху донизу перекрывала тяжелая занавеска из толстого, грязного брезента. Моля, чтобы за ней вновь не оказалось Парамонова, или кого-то другого, она осторожно сдвинула занавесь в сторону и только тогда, наконец, заглянула в святая святых.
Взглянула – и немедленно отпрянула назад.
Первое, что ей бросилось в глаза, это какой-то просто огромный объем, заполненный танцующими, крутящимися и вихляющимися фигурами, вроде тех, которые она уже видела на стене комнаты с бассейном. С той разницей, что эти образы и формы были стереоскопическими, трехмерными, двигались, на первый взгляд, хаотично и заполняли собой все пространство. Которое, кстати, не ограничивалось стенами, – так ей показалось – а растворялось в наполненном всполохами мраке, уходило в него и подпитывалось им. То есть, расширялось как бы до бесконечности. Но, блин, эта экспозиция действовала стократ сильней, чем предыдущая иллюзия, которой, чего уж, ей тоже хватило выше крыши. Лимбо буквально физически почувствовала этот ватный взрыв в сознании – точно с треском раскрылась коробочка хлопка и сухое, иссушающее волокно мгновенно наполнило голову и парализовало разум, всосало его.
Лимбо рывком натянула козырек на глаза и мысленно зазеркалилась. Вот, пока она здесь, не стоит забывать об этом!
Чтобы совладать с таким наглым вмешательством в суверенный внутренний мир, ей потребовалось время. Отдышавшись и едва придя в себя, она принялась лихорадочно соображать, что же делать дальше? Идти туда? Вот уж нафиг! Лучше, просто гуманней будет сразу выстрелить себе в висок. Конечно, ей бы этого не хотелось. Ей ничего этого не хотелось! Но, мазафак и все подобное сразу: кому-то же придется туда идти! И, черт побери, она не видит поблизости других кандидатов, кроме себя, любимой. Любимой и несчастной. Ведь за каким-то хреном ты, девушка, сюда тащилась, правда? Ну, вот, притащилась, давай, значит, делай свое дело... Проклятье! Хоть бы полковник подсказал что! Куда он запропал? Вот, мужики, всегда так, когда нужны – их нет. Отдувайся сама, милая девушка, как можешь! Даже если не можешь.
Лимбо, конечно, помнила, и никогда не забывала, что намеревалась сделать. Иначе, за каким бы рожном она тащила на спине мешок взрывчатки? С мотивацией и целеполаганием у нее по-прежнему все было в порядке: взорвать эту богадельню, и дело с концом! Но как это сделать, если даже войти туда не представлялось возможным? Она понимала, что с такой силы пси-полем ей вряд ли удастся совладать. Даже ничего не делая и не двигаясь, а, только защищаясь, она не сможет ему долго противостоять. Ей же, как раз надо двигаться, и быстро. О, боги! Хоть бы сообразить, куда сунуть эти шашки.
Она вдруг вспомнила, или ей только показалось, будто вспомнила, что помимо всего того безобразия, которое ударило ей в голову, она видела и кое-что еще. И едва подумала об этом, как сразу и уверилась – да, было. Справа, в углу, вроде светилось что-то отдельное. Надо посмотреть.
Как заправский соглядатай, она приблизилась к брезенту и осторожно, прикрывая глаза той же рукой, отвела его в сторону. И быстро глянула – как удочку забросила.
Ее любопытствующему взору открылся освещенный несколькими настенными матовыми светильниками угол обширного зала, в котором на расчерченном белой краской полу, в пронумерованных квадратах, стояли легконогие столики. На поверхностях столов в строгом порядке были разложены какие-то инструменты. Еще там возвышался большой металлический шкаф на колесах, который периодически издавал стрекочущие звуки. Правая дверца шкафа была открыта, прислонясь к ней спиной, на табурете, нога на ногу, сидел Владлен Николаевич Черников. Он держал перед собой похожую на альбом книгу и, топорща косматые брови и шевеля губами, что-то отслеживал, двигая по странице длинным костлявым пальцем.
От шкафа, от задней его части, отходили разнообразные кабели, которые соединялись с довольно большими металлическими коробками, стоявшими тут же, подле него, на полу. Коробок было штук пять, не меньше, от них так же отходили провода, но вот они почти сразу ныряли в бурлескное световое безумие, кипящее вокруг, растворялись в нем, и что там с ними происходило дальше, ни понять, ни предположить было невозможно. Во всяком случае, знаний и ума Лимбо на это не хватало. Весь этот пятачок с оборудованием, тарахтящим шкафом и сидящим подле него Владленом Николаевичем казался светлым островком спокойствия посреди океана неистовства.
Тут Лимбо снова почувствовала резкое нарастание пси-поля, и вынуждена была незамедлительно прервать контакт с ним. Решив больше не рисковать, не подставляться, – пока, во всяком случае, не станет ясно, ради чего – она задернула занавеску. Потом протиснулась в подмеченную ей длинную узкую нишу и, сев там в самом дальнем углу на пол, стала думать. Держать совет с собой. Все сама, все сама... А что делать? Больше ведь ни спросить, ни положиться не на кого.
Тот самый момент, между прочим, когда даже самый завалящий совет от кого угодно не помешал бы. Просто надо было от чего-то оттолкнуться.
Все тот же проклятый вопрос на кону: что дальше? Самое противное, что теперь, похоже, проблему наскоком и бесшабашностью не взять. Хлопай ресницами и взлетай – тоже не прокатит. Нет-нет, надо было конкретно решить, что делать, и придумать тонкий, элегантный ход.