— Где такую нашел, Тарас Григорьевич?
— Полой водой прибило, — усмехнулся Тарас, а Лида спросила:
— А вы разве забыли меня, тетя Маня? — Я Лида Ощепкова.
Вахтерша поднялась со своего стула и, взяв Лиду за плечо, повернула к свету.
— Да это вроде Анны Власьевны дочка? Экая ты какая поднялась.
Потом Тарас побывал дома у Лиды. Пошел он туда не сразу, да она и не настаивала на этом. Просто, пригласив раз, она только через месяц повторила свое приглашение. К концу зимы, когда начались экзамены, она стала приносить ему обед из дому. Он не протестовал, и все были убеждены, что Лида его жена. Когда ее спрашивали, верно ли это, она смеялась:
— Ну, конечно. Все знают, только я не знаю.
Но никогда не передавала Тарасу этих разговоров. А если его кто-нибудь спрашивал о Лиде, он ничего не отвечал.
Однажды она сказала:
— Я думаю, проще будет тебе приходить обедать к нам.
Он согласился. И теперь после занятий они вместе шли домой. Анна Власьевна кормила просто и сытно. Свою стипендию он целиком отдавал ей и потом, когда надо было, как и Лида, выпрашивал у нее деньги на кино и на папиросы. Все в доме привыкли к Тарасу и тоже считали, что он станет мужем Лиды, но относились к этому не особенно сочувственно.
Анна Власьевна не сразу разгадала нелегкий характер Тараса. Она долго присматривалась к своему неожиданному постояльцу и все старалась втянуть его в откровенный разговор. Умела она отыскать заветную стежку-дорожку к любому сердцу, ну а тут ничего добиться не могла.
— Ты хоть про него что-нибудь знаешь? — допытывалась она у дочери.
— Все про него знаю, — с легкой усмешкой отвечала та. — Все-все…
Мать, испытующе глядя на дочь, продолжала подозрительно:
— Ой, что-то не к месту разыгралась! Смотри, Лидия, не споткнуться бы…
— По дорожке ходить, да не споткнуться…
— Вот у тебя какие слова!
Ничего не добившись от дочери, Анна Власьевна, однако, не отступала от своего намерения добиться ясности и только ждала подходящего момента. Однажды вечером, когда Тарас пришел домой, Анна Власьевна сказала:
— А Лидушка к подруге убежала. Уж придется тебе со старухой вечеровать.
Она не сказала, что сама услала Лиду, выдумав ей дело на весь вечер, чтобы на свободе выведать у Тараса все его тайные мысли.
Собрала ужин, поставила пол-литра водки, объяснив удивленному Тарасу:
— За ангела моего выпьем, Тарас Григорьевич, такое у нас заведение. Именинница я.
Тарас ответил, что такое заведение не только у них, но от водки не отказался. Поздравив хозяйку, он, не поморщившись, выпил полный стакан с такой степенной легкостью, с какой только пьют здоровые рабочие люди, не пьяницы. Не спеша закусил соленым огурцом. Не отказался и от второго стакана, который выпил так же степенно, не пролив ни капли. Выпив, поел с неизменным аппетитом и, покончив с ужином, с удовольствием закурил в углу у печки, предварительно приоткрыв трубу.
Анна Власьевна, раскрасневшаяся от единой рюмки, подсела к нему, завела было разговор стороной да околицей и, вместо того, чтобы осторожно выведать у Тараса все его тайные мысли, сама рассказала ему о своей жизни.
Да что же это за человек! Вокруг него, как вокруг камня ходишь, а он хоть бы вздохнул. Видно, рабочий человек, не пустомеля, не пьяница. А какая у него прежняя жизнь была? Не льются ли из-за него запоздалые бабьи слезы, а главное — какие у него мысли насчет Лидушки. Пара они, пара — тут ничего не скажешь, и слепому видно — любит она его. А он? На уме-то у него что? Камень он, и характер у него каменный.
И вот наступил тот день, которого Лида ждала и боялась. Тарас получил диплом, получил и назначение туда, куда хотел: на таежный бумкомбинат.
— Уезжаю, Анна Власьевна, — объявил он осторожно.
— Ну что ж, — ответила она, не глядя на Тараса, — лети, орел…
Он прошел в свою комнату. Посреди комнаты на коленях стояла Лида и укладывала в чемодан его небогатый гардероб. Услыхав, что вошел Тарас, она еще ниже наклонила голову. Пушистые косы тяжело упали в чемодан, словно их тоже собиралась она положить ему в дорогу на память о счастливых днях.
Присев против нее с другой стороны чемодана, Тарас спросил:
— А ты свое-то все собрала?
Резко вскинув голову, Лида посмотрела на Тараса своими серыми глазами в окружении мохнатых ресниц. Тарас взял ее косы и осторожно потянул к себе. Лида не сопротивлялась.
Когда ее лицо приблизилось настолько, что Тарас уже не мог видеть, какие у нее глаза, он перебросил тяжелые косы через свои плечи и обнял ее. Так они поднялись, обнимая друг друга. Чемодан путался под ногами. Тарас носком сапога отбросил его в сторону. Теперь им ничто не мешало. Лида прижалась к Тарасу всем своим телом. Ей показалось, что ее грудь упруго отзывается на удары его сердца…
Через несколько дней Лида сидела на кровати, с которой уже была убрана постель, и думала, все ли она уложила. Тараса не было. Он ушел за билетами. Вошла Анна Власьевна и села рядом с дочерью. Сидели молча, потому что уже было сказано все, что надо было сказать. В эту последнюю минуту мать, не выдержав, спросила:
— На радость ли, на горе, дочка, едешь?
— Ох, мама, разве я знаю. Тарас же.
Мать вздохнула:
— В том-то и дело, что Тарас… Лишь бы любил…
— Любит! — торжествующе заверила Лида.
Тарас действительно полюбил Лиду. Он только сейчас, женившись на Лиде, понял, какой любви он хотел от Марины, и ему казалось, что он ошибался, когда думал, что любит ее. Только Лида, которая умела незаметно и ласково поставить на своем и которая покоряла своей нежной силой, своей хорошо скрытой пылкостью, нужна была Тарасу.
Лида не торопилась полностью завладеть им. Два года она весело и непринужденно всем своим поведением доказывала ему, что она полюбила навсегда и хочет с его стороны такой же безоговорочной и постоянной любви — ничего больше ей не надо. На меньшее тоже не согласна. Она не боится никакого труда и не страшны ей никакие лишения. Она — рабочий человек, и с ней Тарасу будет хорошо.
Тарас и сам знал, что плохо им быть не может.
И все знакомые в городе, и случайные спутники по вагону были убеждены в их прочном счастье. Эта уверенность еще больше убеждала их в том, что они счастливы.
За эти немногие дни Лида быстро привела в порядок сердечные дела Тараса. Она с чисто женской деловитостью заглянула в тот темный уголок сердца, где хранилась память о Марине, и произвела там основательную чистку. Как это произошло, Тарас не заметил, но он сразу почувствовал себя спокойнее и увереннее.
Вот он, инженер, едет с молодой женой на место работы, и всем окружающим это очень нравится. Тарас понимал, что уверенность в себе, которую он всегда ощущал, Лида еще более укрепила. И он был ей очень благодарен за это.
НА ЗАВЕТНОЙ ТРОПЕ
Мишка получил машину — новенькую полуторку. Возил кирпич с пристани-времянки. Путь лежал через Край-бора, вдоль заветной тропы.
На пристани гудят моторы, по конвейерным лентам с баржи на берег бегут красные кирпичи, девушки подхватывают их и кладут в штабели или прямо на машины.
Мишка сидит в кабине, положив темные широкие ладони на руль и надвинув на сумрачные глаза козырек кепки.
Бьет вода о деревянные борта барж, протяжно шумит тайга, пахнет нагретой хвоей и смолой. Девушки перекликаются певучими голосами. Тонко звенят кирпичи и со стуком ложатся на дно кузова.
Мишка угрюмо сидит в кабине до тех пор, пока не просунется в окошко чье-нибудь румяное, припудренное оранжевой кирпичной пылью лицо с озорными глазами:
— Печальный демон, дух изгнанья! Заводи!
Грамотные какие, и придумают же — дух изгнанья. Смеются. Дождь их мочит, солнце печет, комары жрут — смеются. Доску вывесили, отмечают, какой шофер больше рейсов сделает. Лозунг придумали: «Не допустим простоя автомашин под погрузкой!» Ну и не допускайте. Лично ему, Михаилу, до этого нет никакого дела.