– Но это дела не меняет, – растерянно ответил я, – это всё равно неправильно…
– Надо же, – слегка изумленно усмехнулся он. – А правильно ли то, скольким выродкам за бешеный гонорар он даровал свободу вместо заслуженной смерти? Но что насчет участи Ван Долла? Благодаря кому он сидит в тюрьме?
– Вот только не нужно приплетать сюда Ван Долла и его участь, – решительно возразил я. – Он получил то, что заслужил.
– Люций, ну нельзя же быть таким наивным. Человеку с твоим интеллектом попросту не к лицу маска идиота. Что нужно простому смертному люду? Справедливость. Подумай: жил один солидный бизнесмен – воровал. Год воровал. Два года воровал. Три года… И вдруг, когда он наворовал свои миллионы, под чутким расследованием какого-то журналиста, все узнают, что бизнесмен – вор. Узнают уже тогда, когда наворовано столько бабла, что невольно задаешься вопросом: а неужели об этом раньше никто не знал? Знали – поверь. И власти тут же предпринимают все нужные меры. Бизнесмена этого – сажают в тюрьму. И вот она, казалось бы, – справедливость. Именно в этот момент чернь думает, что деньги ничего не решают! У него миллионы в банках, а он – в тюрьме. Следовательно, власть – у правительства, справедливость восторжествовала! И я скажу тебе: этот бизнесмен отлично сыграл свою роль. Роль мальчика для битья. Роль козла отпущения. Роль жертвы великого правосудия. Он выйдет из своей пятизвездочной тюрьмы и уедет на какие-нибудь острова – тратить свои миллионы до конца жизни. А на его место придет новый – тот самый, который будет играть жертву правосудия вашей хваленой демократии. Неужели ты до сих пор не понял, что факты, которые ты обнаружил по поводу деятельности Ван Долла, подсунули именно тебе по моей инициативе.
– Как это? – опешил я. – Все это была – липа?
– Ван Долл сидит в тюрьме по твоей милости и весьма заслуженно. Но ради чего это делалось? Ради справедливости? Да ради собственного имени, Люций! Вы делаете из этого шоу. Как и мы все, как и я. Разве ты хотел бы, чтобы таких ван доллов не существовало? Ведь в первую очередь ты подумаешь о том, что ты будешь делать без всего этого сброда. О чем ты тогда будешь писать?
– О каком имени ты говоришь?! – вспыхнул я. – Я по справедливости сделал это! Я искал чертову правду и нашел ее! Нашел! Нашел!!
Люди по-прежнему не обращали на нас внимания.
– Значит, всё-таки не ради имени?
– Ну конечно же нет!
– Тогда – извини. Просто мне показалось, что я, человек большой, совершенно неизвестен публике, а вот ты, человек маленький, популярен, как бездарный артист. Знаешь, а ведь содеянное тобой – это последствие. Куда важнее причина, по которой ты это сделал.
– Ты ошибаешься, насчет дела Ван Долла!
– А тогда для чего весь тот глянец на обложке журнала с твоим лицом? Взгляни же на своих коллег: они открыто и слишком громко борются словом против промышленников, деятельность которых невероятно вреда для окружающей среды. И все они дьявольски правы. Но почему у каждого из них есть свой золоченый мобильник за тысячу долларов, купленный у тех, против которых они выступают?
Он достал кошелек.
– Ты доел?
Я не ответил. Внимательно отсчитав нескольку купюр, Магнус искоса взглянул на меня, с интересом спросив:
– У тебя есть какая-нибудь мелочь? А то мне немного не хватает.
С улицы донеслись крики. Мы с Магнусом покинули ресторан и двинулись на шум. Возле входа в здание его офиса столпился народ. Пробравшись через толпу, я увидел искореженное тело Лилит. Девушка некоторое время смотрела на меня пустыми глазами, которые испуганно дрожали, а затем застыли, словно лед.
– Мда… – проговорил Магнус разочарованно. – Не выдержала наплыва девочка. Не выдержала…
Точно одурманенный, ничего не соображающий, я ринулся обратно в ресторан и подскочил к личному врачу Магнуса, который спокойно обедал.
– Скорее! – кричал я. – Там девушка! Нужна помощь!
– Тише, – спокойно ответил доктор. – Успокойтесь и сядьте.
– Нет времени, – тарахтел я, – там…
– Да сядьте же вы, ради бога. Я не желаю говорить за обедом с человеком, который стоит надо мною. Присаживайтесь.
Мне пришлось сесть.
– Ну, рассказывайте – я вас слушаю.
– Лилит… она выбросилась из окна!
– Ну и что? Кроме того, что это просто печально, разумеется.
– Да ей же помощь нужна!
– Начнем с того, что у меня обед будет длиться… – Он взглянул на часы прищуренными глазами. – Еще пятнадцать минут. Это мое законное свободное время, которое мне, кстати, никто не оплачивает. Может быть, через пятнадцать минут, если не приедет скорая помощь, то я посмотрю, что там творится. А что до Лилит… боюсь, если она кинулась из окна приемной, то делать мне там нечего. Неужели никто не может просто взять и констатировать смерть без меня?
– Она была еще жива, когда я…
– Маловероятно. А если даже случилось чудо и она не погибла, то лучше бы ей поскорее умереть. Во-первых, не так мучительно. Во-вторых, если приедет скорая помощь, то ее могут еще спасти, но собрать ее уже не удастся. Такая красивая, а останется недееспособным инвалидом. Она даже сама себя убить не сможет. Так что будьте сострадательны к ней…
– Какого хрена ты несешь, тварь! – процедил я, вставая. – Ты же хренов врач!
– Попрошу мне не тыкать. Это во-первых. Во-вторых, это просто работа. Такая же, как и ваша.
Он отпил из фужера томатный сок и равнодушно спросил:
– Хотите устриц?
Я недвижимо сидел в колючем сумраке своей никчемной квартиры и думал о том, насколько легко меня использовали, словно бездушную куклу. Я отчаянно пытался понять, какое место занимаю в этом мире и кем я в нем являюсь.
Может быть, когда-то я и хотел сделать что-то по-настоящему важное. Но я пришел лишь к тому, что выгребаю огромные кучи смрадной грязи на всеобщее обозрение и швыряю ее людям в их лица. Но самое ужасное то, что они несказанно рады этой грязи. Они счастливы. Я же, понимая, что устал вечно рыться в чужом белье в погоне за скандальной славой, страстно желал быть в обществе Магнуса, чтобы отрешиться от всего, что творится в этом мире, прогнившим до основания корней. Но я хорошо понимал, что не могу сбежать на территорию высшего общества, потому что я – неотделимая часть и порождение прогнившего мира. Меня можно было только ампутировать от него, но это означало неминуемую смерть.
Я бродил по комнатам своей отвратительной квартиры, словно зверь в вонючей клетке. И в злобной ярости крушил ненавистную мне мебель, переворачивал столы, стулья и диваны, вскрывал кожаные кресла кухонным ножом и бил фарфоровую и хрустальную посуду. Я срывал со стен картины и бросал их в общую свалку мусора, сдирал обои и разрезал ковры.
Я ненавидел всё это лютой ненавистью.
Нам изо дня в день внушали, что все мы потенциально можем быть такими, как Магнус Стофель. Но это не так. Нас надували всю жизнь, как резиновый шарик до тех пор, пока он не лопнет, чтобы после выкинуть его на окраину истории, как использованный продукт. Однако я попробовал на вкус тот призрачный мир, которым мы все грезили. И это уничтожило меня прошлого, ибо если вкусить сладкое, то горечь после этого становится в разы сильнее.
Мое бешенство прервал звонок. Однако я не решился подойти и ответить на него, и вскоре сработал автоответчик.
– Ну, всё с тобой понятно, – проурчал противный голос Прэко. – Не буду утруждать себя в том, чтобы читать тебе нотации. Я лишь просто скажу, что тебе больше не следует появляться на пороге журнала. Ты уволен. Всего, как говориться, хорошего…
А мне было решительно плевать.
Прошло несколько дней, но Магнус не давал о себе ничего знать. Я несколько недель прожил в затворничестве своей разрушенной отчаянием квартире, но не получил ни одного звонка, ни одного сообщения от этого человека. Я существовал всё это время в фанатичном ожидании.