…Немец, отлипнув от кафельной стены, с ревом кинулся на крепыша-блондина, в прыжке отведя кулак для решающего удара. В последний момент Сержант снова пригнулся, теперь уже метя головой в живот противнику. Он попал — и очень удачно: немец сложился пополам, потерял равновесие, так что оставалось только взять его на бедро — как исполняется силовой прием в хоккее — и, используя инерцию броска, швырнуть того на спину.
Взмыв почти под самый потолок, немец пролетел помещение туалета и, впечатавшись в стену, сполз на пол. Сержант бросился к нему, чтобы закрепить успех, нагнулся, но противник как-то очень ловко сумел перевернуться, сгруппироваться и, выбросив ботинок вперед, попал по коленной чашечке.
Боли особой не было, но нога сразу перестала слушаться, и Сержант, потеряв равновесие, упал на немца. Некоторое время они, тяжело дыша и ругаясь на разных языках, катались по вылизанному германскими уборщиками полу, обмениваясь хаотичными ударами. Вдруг немец оказался сверху. Приподнявшись и высвободив руки, он стал осыпать лицо Сержанта несильными — видать, выдохся, — но точными ударами. Возможно, когда-то этот гад занимался боксом.
Удары сыпались часто, но Сержант, лежа под хмурым немцем, сумел-таки собрать правую кисть в кулак и вонзить костяшки пальцев в кадык врагу.
Немец захрипел и откинулся назад. Сержант, яростно сопя, выбрался из-под него. От бешенства, от сознания того, что по собственной глупости и неосторожности он потерял столько времени в этой драке, он тихонько рычал. Если понадобится, он готов был вцепиться врагу в горло, рвать зубами его кожу, мясо, артерии — лишь бы побыстрее свалить…
И тут все происходящее сейчас в этом чистеньком сортире предстало перед Сержантом в ином виде. Он словно бы со стороны увидел, как двое уже не первой молодости мужиков, сопя и хрюкая, продолжают мутузить друг дружку. Давно уже с ним не происходило подобного. Один-два удачных приема уже многие годы немедленно утихомиривали его противников. Сейчас же все пошло наперекосяк. Сразу не заладившись, их стычка превратилась в уличную потасовку, где всегда много крика, синяков, царапин и соплей. Сержанта вновь охватила дикая ярость. Оглянувшись, он увидел рядом на стене автомат по продаже презервативов — настолько привычный предмет в подобных заведениях, что он обратил на него внимание только сейчас. Вцепившись в него обеими руками, Сержант сорвал его со стены и со всего размаха хватил тяжелым металлическим ящиком хмурого по лбу. Из раскроенного черепа тут же потекла быстрая струйка крови, сразу раздвоившаяся и растроившаяся на красные ручейки… Из щели ящика на голубой пол высыпались несколько блестящих коробочек с изображением голой грудастой блондинки с шаловливыми глазами.
Несколько секунд Степан стоял над неподвижно лежащим немцем и, тяжело дыша, вспоминал, что же дальше делать. Добить этого гада? Вроде нет. Уже добил… Звонить Варягу? Тоже пока не стоит. А, черт, вспомнил! Его же Меркуленко на улице ждет.
Если еще ждет…
Меркуленко ждал. Более того, встревожившись, что Пирожков так долго не выходит, он решил вернуться в отель, где они в вестибюле и столкнулись.
— Что вы там с ним… сделали? — встревоженно спросил Николай Николаевич и замолк, вглядываясь в изрядно помятое лицо с ярким фингалом под правым глазом. Но Сержант, не ответив, на ходу развернул Меркуленко и повлек за собой к выходу. Швейцар заученно вытянулся, провожая обоих невозмутимым взглядом.
— Где стоянка такси, битте? — обернувшись к швейцару вполоборота, спросил Сержант. — Нам срочно нужна машина.
Швейцар заметил синяк под глазом и поднял бровь… Потом он перевел взгляд на Меркуленко, не обнаружил ничего подозрительного, более того, удостоверился, что и почетный гость также желает получить такси. После этого кивнул, вынул из кармана мобильный телефон, набрал номер и что-то коротко и неразборчиво пробурчал в трубку. Потом спрятал телефон и сообщил:
— Сейчас подъедет.
И в самом деле — не прошло и двух минут, как из переулка послышался мягкий рокот двигателя и, лихо завернув через всю площадь, к отелю подлетел желтый «мерседес». Они нырнули в теплый салон, причем Сержант еще ухитрился сунуть мятую бумажку в руку швейцару, которую тот ловко переправил в нагрудный карман.
Через сорок минут машина доставила их в аэропорт. Все происходило быстро, как по заранее обговоренному плану, — теперь им явно везло. Правда, Николай Николаевич мало что понимал, доверившись своему деловитому спутнику. По дороге в аэропорт Пирожков зачем-то все громко повторял, что они торопятся на ночной рейс до Петербурга. Какой к черту Петербург, думал про себя Меркуленко и тихо проклинал все на свете…