Ксения ненадолго замолчала, глотала слезы, закрывая рукою лицо. Сапежке и Иванчикову удалось между тем протиснуться сквозь толпу, и они очутились в купе.
- Товарищи, товарищи, позвольте! Что тут происходит? - спросил Сапежка таким решительным тоном, что все признали в нем начальство. - Кто бандиты?
- Вот один, вот другой, - ткнула Ксения пальцем в Шилина и в Михальцевича. - Они в Захаричах людей побили.
- Прошу документы, - обратился Сапежка к Шилину.
- А вы кто такой? Предъявите ваши документы, - потребовал в свою очередь Шилин.
- Я из губчека. - Сапежка достал из кармана удостоверение, протянул Шилину.
Тот пробежал глазами по тексту, вернул удостоверение Сапежке, бросил Михальцевичу.
- Покажи им мандат.
Михальцевич долго рылся в сумке, наконец нашел мандат, подал Сапежке:
- Читайте, пожалуйста. Мы из Москвы.
Мандат прочли по очереди, сначала Сапежка, потом Иванчиков, переглянулись.
- Все в порядке, товарищ Сорокин, - отдал Сапежка мандат Шилину, прошу извинить. Можете ехать дальше. Вам куда?
- Нам до Гомеля, - ответил Михальцевич.
- Ну что ж, до встречи в Гомеле. - Сапежка козырнул и, словно оправдываясь, склонил голову.
Ксения перестала плакать, удивленно посматривала то на Катерину, то на Иванчикова, ничего не могла понять. Народ разошелся.
- Обозналась девчонка, - сказал хлопец в бушлате и тоже пошел в свое купе. - Промашечка вышла.
Катерина взяла Ксению за руку, повела к выходу.
- Тебе сейчас сходить, - сказала она. - Твой разъезд.
- Тетя, так они же бандиты.
- Молчи. Без тебя разберутся.
Поезд остановился всего на одну минуту. Ксения едва успела сойти, как он тронулся.
Сапежка сказал Катерине:
- В Гомеле вы нам понадобитесь.
- Хорошо, я не отойду от вас, - пообещала Катерина.
Однако до Гомеля так и не доехали. Через два перегона на полустанке Михальцевич и Шилин схватили свои мешки, сумки и выскочили из вагона. Сапежка, как только они направились к выходу, сделал знак Иванчикову и тоже рванулся к двери. Спрыгивая уже на ходу, увидели, что те двое удаляются в сторону вокзальчика.
На полустанке было всего два домика: один станционный, второй жилой, с пристроенным сарайчиком. Со всех сторон за полустанком начинается молодой сосняк. Но рос он всего лишь небольшим островком - за ним лежало широкое голое поле.
Шилин и Михальцевич дали маху, сойдя здесь. Они рассчитывали сразу же скрыться в чащобе и, поверив в удачу, приняли этот сосняк за большой лес. А большой лес чернел отсюда верстах в трех. Заметив, что сошли на полустанке и двое чекистов, поняли, что теперь те от них не отстанут. Двое на двое, преимущества ни у кого не было.
- Сволочи, - выругался Шилин, - привязались.
19
Шилин и Михальцевич сели у стены станционного здания, а шагах в ста от них, под старым дубом, сидели Сапежка и Иванчиков. Непримиримые противники, которым бескровно, без боя не разойтись.
- Чего ты притащил в вагон ту девчонку? - допытывался Сапежка.
- Ей было со мной по пути. И нужна была для опознания бандитов.
- Так научил бы ее, дуру, что и как делать. Раскричалась...
- Я говорил ей, чтоб сидела, не таскалась по вагону, а она не послушалась.
- Не послушалась, не послушалась... А теперь что делать будем? Ручками помашем им на прощание? Или придумаешь что-нибудь?
Иванчикову были неприятны эти попреки: он, что ли, виноват, что так вышло? А придумать что-то надо. Что? Людей поблизости нет, на помощь никто не придет. Подтверждением этому был и замок на двери жилого домика.
- А чего они сидят? - как бы у самого себя спросил Иванчиков. - Шли бы полем во-он в тот лес.
- Значит, что-то удумали. Не то, что ты.
- Так придумайте сами, - обиделся Иванчиков.
А между Шилиным и Михальцевичем шел другой разговор.
- Поспешил ты, поручик, пускаться в бега. И я, старый дурень, за тобой кинулся.
- Я же думал, здесь лес. А в вагоне мы были как в мышеловке. А тут что они нам сделают? Пусть попробуют сунуться. - Выпуклые глаза Михальцевича потемнели, как бывало всегда, когда тот на что-то решался. - Подстрелить бы одного, тогда второй даст драла. - Он встал со скамейки, крикнул: - Эй, хлопцы, давайте сюда, веселее будет.
- Иди ты к нам, - ответил ему Иванчиков, - тут места больше.
На этом переговоры и закончились. Никто не тронулся с места. Настороженно и опасливо противники следили друг за другом. У Сапежки и Иванчикова было все же преимущество: переданная Иванчиковым телеграмма рано или поздно поднимет на ноги милицию и чекистов. Должны же узнать (скажут в поезде), на каком полустанке они сошли. На это и уповали, особенно Иванчиков. Он также верил, что и Катерина что-нибудь предпримет, сообщит на какой-нибудь станции о происшедшем.
А на полустанке по-прежнему никого не было видно. Скорее всего, никто тут и не живет.
- Пустыня, - раздраженно сказал Шилин. - И надо же было именно на этом полустанке сойти. Куда мы теперь сунемся? А тут еще нога разболелась, не побежишь.
- Не повезло, - виновато согласился Михальцевич. - Эх, была бы винтовка, снял бы их, как рябчиков.
- А ты из пистоли попробуй, - подзадорил его Шилин.
- Попробую. - Михальцевич пересел так, чтобы Шилин заслонял его, и стал доставать из кобуры наган.
- Стоп! - осадил его Шилин. - Они ведь тоже пальнут. Давай-ка ближе к углу, чтобы сразу за дом.
Иванчиков и Сапежка заметили их маневр, укрылись за ствол дуба, взялись за кобуры.
- Эй, спрячь свою цацку! - крикнул Сапежка Михальцевичу.
- Это вы спрячьте, - ответил тот. Фактор неожиданности был утерян, стрелять не стал. - Товарищи, тут какое-то недоразумение. Мы же свои.
- Так чего было бежать из вагона? - спросил Иванчиков, всем своим видом показывая, что верит им и хочет решить дело миром.
- Вы же у нас документы проверяли.
- И я вам свой предъявил, - сказал Сапежка.
- Вот и давайте разойдемся, - предложил Михальцевич. - А то еще перестреляем друг друга. Ну как, разойдемся?
Сапежка молчал. Иванчиков хотел было что-то сказать, но Сапежка сделал ему знак: ни слова. В обоюдном молчании прошло несколько минут. Первым не выдержал Шилин:
- Товарищи, может произойти непоправимое. Нам нужно третье лицо, чтобы во всем разобраться.
- Вот это толково, - посмотрел на Иванчикова Сапежка, - подождем, может, кто и сыщется.
Действительно, лучше и не придумаешь: сиди, дожидайся, а телеграмма уже, поди-ка, в губчека.
Снова довольно долго молчали и те и другие. Одни прикидывали, как бы все же уйти, скрыться, а другие - как не дать им этого сделать. Время работало на чекистов.
- Надо отрываться, - сказал Михальцевич Шилину.
- Куда?
- Полем в тот вот лес.
- У меня нога разболелась. Их двое. Подсеки хотя бы одного. У тебя рука твердая.
Михальцевич перевел взгляд на чекистов. Лицо его, круглое, пухлое, тронула бледность, губы ломко передернулись, один глаз прищурился, словно он уже целился из нагана.
- Пересядь еще ближе к углу, - сказал он Шилину.
Тот подвинулся к краю скамейки, заплечный мешок поставил на колени.
- Выстрелю - сразу же за угол. - Михальцевич повернулся к чекистам боком, незаметно для них достал наган, сунул в рукав пиджака, руку с наганом положил на колено. Теперь выжидал, чтобы кто-либо из чекистов высунулся из-за дуба. Был уверен, что первыми чекисты стрелять не станут. Сам он стрелять умел, долгая война научила.
- Товарищи! - крикнул Шилин. - Должен же кто-нибудь быть на этом разъезде. Послать бы за властями. - Привстал, стукнул несколько раз в раму окна, готовый сигануть за угол.
Михальцевич тоже постучал кулаком в стену. И когда Сапежка, не заметивший ничего опасного, хотел что-то им крикнуть и на секунду показался из-за дерева, прогремели два выстрела. Сапежка громко ойкнул, отшатнулся от дуба. Третий раз Михальцевич выстрелил уже из-за угла, за которым вместе с Шилиным успел укрыться. Сапежка, цепляясь растопыренными пальцами за шершавую кору дуба, ополз на землю. Он был ранен, но поначалу не понял куда, боль пронизала всего. Падая, увидел на секунду дом, поляну, сосняк, потом все это стало удаляться, отступило, кануло, и он остался в каком-то пустынном пространстве...