- Ага, припекло! - вскинул руки Иванчиков. - Ура-а!
Это был не поезд, а один паровоз. Он остановился в нескольких шагах от Иванчикова, и с него стали соскакивать люди с винтовками. Один боец, два, три, четыре... Всего семеро. Одного из них, начальника жлобинской чека Малюткина, Иванчиков знал.
- Вон они, вон! - показывал Иванчиков на Шилина и Михальцевича, приближавшихся к хуторку. - Это Сивак и еще один из его банды... Те самые, что с мандатом людей обирали...
Прежде чем устремиться в погоню, двух человек послали на полустанок к раненому Сапежке.
Шилин, первым подошедший к хутору, пнул ногой калитку - она, незапертая, отворилась и хлопнула о дощатый забор. Затравенелый двор был исполосован тропками, на которых тоже пробивались спорыш и подорожник. Хата была крепкая, из толстого леса, с крыльцом, некогда покрашенным, а сейчас облезлым и неухоженным.
- Вот змееныш, - выругался Михальцевич в адрес Иванчикова, - так и не отвязался.
Взошли на крыльцо, оттуда видели, как беглым шагом направлялась в их сторону группа людей с винтовками и впереди - тот самый рыжий ушастик.
- Ну, мон шер, - сказал Шилин, - мы обложены красными флажками. Мы в облаве. - Лицо его сделалось жестким, в глазах застыла смертная тоска, рот был горько сжат. - Конец, финита.
- Почему конец? В дом мы их не пустим, а ночью вырвемся. - Михальцевич часто дышал от бега и волнения. - Мы в крепости, стены будут нашей защитой. - Он отворил дверь и вошел в хату. - Эй, есть здесь кто?
Откликнулся и вышел им навстречу старик в овчинной безрукавке, в валенках, седой, сгорбленный, маленький, как гномик.
- Кто вы? Чья усадьба? - спросил Михальцевич.
- Хутор бывшего земского врача. Он куда-то съехал, а я стерегу. Школа тут будет.
- Ты один?
- Один.
- Давай труси отсюда, сейчас же! - Михальцевич взял старика за тонкую, поросшую седым пухом шею, подвел к двери и вытолкнул на крыльцо. Дверь запер на засов и на крючок. - И со двора выметайся!
Северная стена в доме была глухая. На четырех окнах западной - дощатые ставни, на остальных - железные решетки. Только в одной комнате были два ничем не защищенных - стекло да тряпки - окна.
- Думаешь, сунутся сюда? - повеселел Михальцевич. - Полезут? Дудки, не возьмете! - потряс он кулаком. Сел на стул перед этими двумя окнами, откуда грозила наибольшая опасность, снял фуражку, этакий толстячок с лысиной, с маленькими ножками, на которые в интендантстве не было подходящих сапог, он шил по заказу. Стул был высокий, ноги не доставали до пола, сидел и болтал ими в воздухе. - Мы в крепости.
- "В крепости", - передразнил его Шилин. - Сноп соломы под стреху, и выскочишь, как сурок. Дурень, оболтус, зачем выгнал старика? Заложником был бы.
Дом чекисты окружили, двое или трое пробрались во двор, стучали в ставни, видно, прикладами.
- Выходите! - услышали голос Иванчикова. - Не валяйте дурака.
И снова стук прикладов, голоса, уже другие, незнакомые.
Шилин заглянул в одну комнату, в другую - они были пыльные, запущенные, с громоздкой старой мебелью - шкафами, комодами. В углу стояли большие часы с латунным маятником. Часы вдруг щелкнули, как щелкает курок нагана, от чего Шилин вздрогнул и схватился за кобуру. Но тут же успокоился - часы начали бить.
Шилин и Михальцевич пересели подальше от окон. На крики чекистов не отвечали. Те еще несколько раз предлагали им выйти и сдаться, а потом умолкли. На дворе стало тихо, ни голосов, ни звука шагов. Было в этом даже что-то жутковатое, необъяснимое, и Шилин не выдержал - грохнул кулаком в раму, крикнул:
- Эй вы, что молчите?
Ответа со двора не было.
- Они что, смылись?
- Притаились, - ответил Михальцевич. - Ну и пусть.
Часы снова издали звук, как от курка нагана, и Шилин снова, как и в первый раз, вздрогнул, выругался, а когда раздался бой, вскочил, ударил сапогом в застекленную дверцу. Посыпались осколки, маятник согнулся, и часы затихли.
- Еще эта дрянь бьет по нервам, - сказал Шилин словно в свое оправдание.
В комнате начало темнеть. Стекла снаружи запотели - заморосил, видно, дождь. Скрипнула дверь сарайчика, брякнуло ведро - привычные звуки мирного крестьянского быта, не хватало только мычания коровы или овечьего блеяния.
- И что они там делают? Что надумали? - Шилин подался к окну, пытался через ставень рассмотреть, что происходит во дворе.
- А что бы мы на их месте делали? - дал направление его мыслям Михальцевич.
- Гранаты в окна.
- У них нет гранат.
- Поджег бы дом.
Они по-прежнему, сидя спиной к парадной зале, следили за теми двумя окнами, что не были защищены ни ставнями, ни решетками. Ждали вечера, полной темноты. А чекисты молчали, и это больше всего донимало Шилина: молчание было подозрительным.
- Ах, ну какой же ты оболтус, - снова взялся он за Михальцевича. - Ну зачем выгнал старика? Может быть, отсюда есть какой-нибудь потайной выход. А то и прикрылись бы дедом при отходе.
Это и впрямь была их роковая ошибка. Старик знал и двор, и дом, и потайной ход в комнаты с чердака. Он и помог чекистам проникнуть в дом.
...Они сидели лицом к окнам, спиной к зале, окна которой были зарешечены или закрыты ставнями. За свой тыл они были спокойны.
Со двора наконец подали голос, стукнули в окно, пропихнули внутрь ком тряпок, заменявший выбитое стекло.
- Ну, не надумали сдаваться? Возьмитесь за ум. Есть шанс остаться в живых.
- Сдаемся. Идите сюда, - ответил Михальцевич, целясь из нагана в тот угол окна, откуда вывалилась затычка. Все внимание его и Шилина было приковано теперь к этому окну - оттуда шел голос, там чудилась и главная опасность.
Скрип крышки чердачного лаза за спиной, грохот сапог, крик "Руки вверх!" и нацеленные в головы наган и маузер - все это было для них настолько неожиданным, что ни Шилин, ни Михальцевич даже не успели обернуться, только глянули назад да так и застыли. Перед ними стояли двое чекистов: один постарше, с маузером, и рыжий Иванчиков без шапки, без одной обмотки, но с наганом.
- Бросай оружие! - еще раз скомандовал старший.
Михальцевич послушно встал, наган выронил из поднятой уже по первой команде руки, тот упал на пол, и Иванчиков ногой отшвырнул его подальше. Шилин тоже встал, руки его потянулись вверх, но в последний момент словно передумал - рывком бросился в соседнюю комнату. Ему крикнули "Стой!", Иванчиков выстрелил.
Шилин, вбежав в темную комнату, метнулся в один угол, в другой, чтобы за что-нибудь спрятаться, чем-нибудь загородиться, но ничего подходящего не было, одни стулья. В третьем углу мелькнул свет, и там кто-то шевельнулся. Шилин отпрянул назад, и тот "кто-то" отпрянул. Шилин выстрелил в него раз, второй... Зазвенело стекло, посыпалось на пол - там стояло высокое трюмо. А Шилин все стрелял, пока сухо не щелкнул курок - барабан был пуст...
Выписка из приговора
военно-революционного трибунала
16-й армии
Военно-революционный трибунал 16-й армии в открытом судебном заседании рассмотрел дело по обвинению бывших офицеров штаб-ротмистра Шилина Иллариона Карповича и поручика Михальцевича Казимира Казимировича, нашел, что они не приняли Советскую власть и с осени 1917 года по день задержания вели разбойную борьбу против пролетариата и беднейшего крестьянства. Создали банду, учиняли погромы и убийства верных Советской власти граждан. Грабили церкви и различные учреждения.
Приговорил: Шилина И.К. и Михальцевича К.К., лишив всех прав гражданства, расстрелять.
Приговор безапелляционный, окончательный и никакому обжалованию не подлежит.