— Ты не знаешь, — спросил он Видрича, — чего это Байо по мне так соскучился? Зачем я ему понадобился?
— Черт его знает, — пробормотал Видрич. — Полагаю, не без причины.
— Хвалить меня не за что, значит, за прегрешения. Некого больше школить, так он решил за меня взяться. Интересно только, собирается ли он меня песочить за то, что я убил человека, или за то, что я сделал человека.
— Наверно, услыхал о твоей женитьбе и решил тебя поздравить.
— Женитьба — это мое личное дело, — прошипел Ладо. — И я никому не позволю вмешиваться! Я ведь женился, а не он и не ты, уж, по крайней мере, в своем выборе я свободен! Так или нет?
— Иной раз это и не личное дело — все зависит от обстоятельств.
— От места и времени, знаю, эту песню я слыхал. Сиречь: надо жениться согласно принципам диамата — тезис, антитезис, синтез. Но ведь, кроме диамата, существуют и другие вещи: Тиамат[12], где все это перемешалось, где царит хаос. Человек не может обособиться, ему это никогда не удается.
— Сделай милость, отстань от меня, — сказал Видрич. — Я сказал тебе свое мнение, мог бы и не говорить. Ты уж разбирайся с ним сам, если только у вас будет время разбираться.
Ладо замолчал и задумался. «Видрич чего-то боится, — решил он, — раз полагает, что времени не будет. Боится облавы, а я — нет. И ничего не боюсь, пускай все идет к чертовой матери! Да и чего бояться, какой прок? Так уж этот мир здорово устроен, весь состоит из взаимоуничтожающих и исключающих друг друга страшных сил. Связался с одной, значит, обманул остальных, вот тебе и все! Если, скажем, действуешь заодно с Байо, то четники, баллисты[13], итальянцы, замужние и незамужние женщины, безумие, туберкулез и шпионы от тебя уже ничего не получат. И напрасно будут требовать, все кончено, даже плюнуть на порог не смогут, потому что в той последней землянке нет ни дверей, ни окон. Если смотреть на вещи с этой точки зрения, то каждое место, где оказался человек, ничем не отличается от прочих — обычная западня, и все. И там, откуда я пришел, была западня. Лачуга, правда, наверху, над землей, в ней легче дышится, но зато там гораздо опасней. Ее уже, видно, засекли. Наш друг Чезаре, командир карабинеров, не сможет нам больше помогать — потерял осторожность и забил до смерти шпиона. Четники, заподозрив его в связи с нами, пожаловались на него высшим властям. Если его сразу не переведут, значит, решили заманить в ловушку и поймать с поличным. Невозможно даже представить себе какое-то безопасное место, нет такого ни под небом, ни на небе. Все наши долины как были, так и остались ловушками, а равнина, если она каким-то чудом найдется, лишь большая ловушка. При таком положении вещей надо раз и навсегда вбить себе в голову, что лучшее место на земле именно то, где находишься сейчас. Если это поймешь, сразу станет легче».
— Идет тебе борода, — сказал он Ивану Видричу, — точь-в-точь Иисус Христос.
— Да ну! — сказал Видрич, поглаживая бороду. — А я и не знал.
— И на Дон-Кихота Ламанчского смахиваешь, если это тебе больше нравится.
— Знаешь, ты тоже изрядно на него смахиваешь. Впрочем, все мы на него маленько смахиваем.
— И я так полагаю: у всех мозги набекрень.
— Ты, кажется, обиделся?
— А разве это по-товарищески — напоить, чтоб потом потешаться надо мной?
— А тебя что, убудет, если б мы даже и пошутили?
«Убыть-то не убудет, — подумал Ладо. — Убывать нечему, все мое богатство — скверный характер. И в самом деле — что бы со мной случилось, если бы они немного и пошутили? Надо всеми подшучивают, подумаешь какая принцесса-недотрога, посмеяться над ним нельзя! Но сейчас уже поздно притворяться пьяным, да я бы и не сумел, а надо бы их как-нибудь развеселить. Люди они хорошие, на всем свете таких не сыщешь! Жить под землей хуже, чем в тюрьме. Вечно одно и то же — ни деревца, ни облачка, ни птицы не увидишь, нечем глаз порадовать. Сидят в дыре девять Дон-Кихотов (собственно, восемь, Гара в счет не идет) и таращатся в темноте друг на друга. Изгнанные из реального мира, они заставляют и себя, и друг друга верить больше в свои мечты, чем в действительность, которая схватила их за горло. А увидев, как вот сейчас, что все это безумие и устоять невозможно, еще раз убеждаются, что им остается лишь мечтать. Трудно так жить, долго и не выдержать — надо их как-то развлечь и подбодрить.
13