- Нет, не могу. Но более важный вопрос - ходишь ли голой ты?
Она соблазнительное приподнимает плечико.
- Иногда.
- Давай завтра зависнем у тебя дома, - говорю я ей с серьезным лицом. – На весь день. Я освобожу свое расписание.
Оливия сжимает мою руку, будто просит вести себя хорошо, но нежный румянец на ее щеках говорит о том, что она наслаждается разговором.
- Значит, в нашу первую встречу, если бы я отправилась с тобой к тебе в номер, они были бы там, пока мы...
- Трахались? Да. Но не в одной комнате - мне не нравятся зрители.
- Это так странно. Это как высший путь позора.
Она вводит меня в ступор.
- Что ты имеешь в виду?
Оливия робко понижает голос, хотя парни ее и не слышат.
- Они бы знали, что мы делаем, может, даже услышали бы нас. Будто ты живешь в вечном студенческом братстве.
- Полагаешь, им есть до этого дело? Вот и нет. - Подношу ее ладонь к губам и целую тыльную сторону. Кожа нежная, как лепесток розы. И мне интересно, везде ли она такая нежная. Похоже, мой ответ ее не убедил. И если сегодняшний вечер закончится так, как я надеюсь, ей придется забыть о службе безопасности. Вызов принят.
Я привык к любопытным взглядам и шепоту незнакомцев, когда выхожу на публику. Я их не замечаю и тогда, когда нас ведут в отдельную комнату в задней части ресторана. Но не Оливия. Она смотрит на посетителей, выражая недовольство их грубостью, пока они не вынуждены отвернуться. Будто защищает меня. Заступается. Это так мило.
Чересчур дружелюбная администратор стоит ближе, чем следует, сверкая на меня откровенно призывным взглядом. К этому я тоже привык. Оливия тоже это замечает, но, что интересно, кажется менее уверенной в том, как она должна реагировать. Поэтому я отвечаю за нее, собственнически кладу руку ей на поясницу и усаживаю на мягкое плюшевое сиденье. Затем, заняв свое место, кладу руку на спинку стула Оливии, достаточно близко, чтобы погладить ее обнаженное плечо, если захочу, давая понять, что единственная женщина, которая меня сегодня интересует, это та, что рядом со мной. После того, как сомелье наливает нам вина - Оливия предпочитает белое, потому что красное «сбивает ее с ног» - и шеф-повар подходит к нашему столу, чтобы представиться и описать меню, созданное им для нас, мы, наконец, остаемся одни.
- Значит, ты управляешь кофейней вместе с родителями? - спрашиваю я.
- На самом деле, только мы с отцом. Мама умерла девять лет назад. На нее напали в метро... все закончилось плохо. - В ее словах слышится эхо боли, знакомое мне.
- Мне очень жаль.
- Спасибо. - Она делает паузу, кажется, что-то обдумывает, а затем признается: - Я тебя гуглила.
- Да?
- Там было видео с похорон твоих родителей.
- Я не смотрел его в то время, когда оно вышло в прямом эфире, но я помню, как его крутили по телевизору весь день. На каждом канале.
Она поднимает на меня свои потрясающие, сияющие глаза.
- День, когда мы похоронили маму, был худшим днем в моей жизни. Должно быть, для тебя было ужасно, пережить свой худший день со всеми этими людьми. Снимающими его. Делающими фото.
- Это было ужасно, - тихо говорю я. Затем делаю вдох и отбрасываю печаль, просочившуюся в разговор. - Но... по бессмертным словам Канье, то, что не убивает меня, только делает сильнее.
Она смеется, и, как всё в ней, это восхитительно.
- Не думала, что такой парень, как ты, слушает Канье.
Я подмигиваю.
- Я полон сюрпризов.
Прежде чем мы приступаем к еде, к нашему столику подходят посетители. Я представляю Оливию и кратко говорю с ними о предстоящих делах. Когда они уходят, Оливия смотрит на меня совиными глазами.
- Это был мэр.
- Да.
- И кардинал О'Брайен, архиепископ Нью-Йоркский.
- Совершенно верно.
- Это два самых влиятельных человека в штате... в стране.
Мои губы растягиваются в улыбке, потому что она впечатлена. Снова. В такие моменты быть мной не так уж и ужасно.
- Дворец работает с ними обоими над различными инициативами. - Она вертит булочку на тарелке, разрывая ее на мелкие кусочки. - Можешь спрашивать меня о чем угодно, Оливия.
Относительно этой девушки в моих планах нет места застенчивости. Я хочу ее смелой, дикой и безрассудной. Она жует кусок хлеба, слегка наклонив голову, наблюдает - обдумывает. И меня поражает, как очаровательно она жует. Господи, как странно это замечать. После того, как она сглотнула, и по бледной, гладкой коже ее горла проходит волна - что я нахожу эротичным -она спрашивает:
- Почему ты не поцеловал его кольцо?
- Я выше его по званию.
- По званию ты выше архиепископа? А как же Папа Римский? Вы когда-нибудь встречались с ним?
- Не с нынешним, но я познакомился с предыдущим, когда мне было восемь, и он приезжал с визитом в Вэсско. Вроде бы приличный парень - пах ирисками. В карманах одеяния он носил конфеты. Он дал мне одну после того, как благословил меня.
- Ты целовал его кольцо? - теперь она более спокойна, вопросы даются легче.
- Нет.
- Почему?
Наклоняюсь вперед, ближе к ней, упираюсь локтями в стол - бабушка бы ужаснулась. Но у правил этикета нет ни единого шанса против сладкого запаха Оливии. Сегодня это розы, с легким намеком на жасмин - как сад в первый день весны. Пытаюсь незаметно сделать глубокий вдох. Заслуживаю за это два очка, потому что все, что мне действительно хочется сделать, это уткнуться носом в ароматный вырез ее декольте, прежде чем скользнуть вниз, поднять подол платья и погрузиться лицом между ее гладкими, сливочными бедрами. И остаться там на всю чертову ночь. И теперь мой член напрягается в брюках, как заключенный в клетке. Какой там у нее был вопрос?
Делаю глоток вина и провожу ладонью по выпуклости – усмиряя, пытаясь получить хоть какое-то облегчение. И терплю неудачу.
- Прости, Оливия, что ты спросила?
- Почему ты не поцеловал папское кольцо?
У меня стояк, а мы говорим о Святом Престоле. Билет в один конец в ад? Приобретен.
- Церковь учит, что Папа - ухо Божье, что он ближе к Богу, чем любой другой человек на Земле. Но короли... по крайней мере, так гласит история... происходят от Бога. Это значит, что единственный человек, которому я кланяюсь, единственное кольцо, которое целую, - это кольцо моей бабушки, потому что она - единственный человек на Земле выше меня.
Оливия оглядывает меня с головы до ног, и ее темная бровь игриво приподнимается.
- Ты действительно в это веришь?
- Что я произошел от Всевышнего? - дьявольски ухмыляюсь. - Мне говорили, что мой член - дар Божий. Тебе следует проверить это мнение сегодня вечером. Ну, знаешь... ради религии.
- Очень ловко. - Смеется она.
- Но нет, на самом деле я в это не верю. Думаю, это история, придуманная людьми, чтобы оправдать свою власть над многими.
- В Интернете я видела фотографию твоей бабушки. Она похожа на очень милую пожилую леди.
- Она - боевой топор с куском бетона вместо сердца.
Оливия давится вином. Вытирает рот салфеткой и смотрит на меня так, словно я у нее на крючке.
- Значит... твои слова говорят о том... что ты ее любишь. - На мое сардоническое выражение лица она добавляет: - Когда дело доходит до семьи, думаю, мы оскорбляем только тех, кого действительно любим.
Наклоняю голову ближе и шепчу:
- Согласен. Но никому не рассказывай. Ее Величество никогда не позволит мне этого забыть.
Она похлопывает меня по руке.
- Я сохраню твой секрет.
Наше главное блюдо - лосось, красочно покрытый черточками и завитушками ярко-оранжевого и зеленого соусов с замысловатой структурой из фиолетовой капусты и лимонной цедры сверху.
- Так красиво, - вздыхает Оливия. - Может, нам не стоит его есть.