Она прижимает ладонь к моей щеке, тянется за поцелуем, притягивая меня к себе. Медленно, я проскальзываю в нее - прекрасные мышцы так плотно и влажно облегают меня – растягивая для нужного мне пространства. Когда наши бедра встречаются, и мои отяжелевшие яйца упираются в зад Оливии, я замираю. Тяжело сглатывая комок, наждачкой двигающийся по горлу. Ее глаза закрыты, ресницы трепещут, как крошечные нити черного шелка.
- С тобой все в порядке?
Я задыхаюсь. Пожалуйста, прошу, скажи да. Прошу, позволь мне двигаться. Позволь входить, вжимать и трахать. И тогда она делает самую простую, самую чудесную вещь. Она открывает глаза - и мне кажется, что она вырывает мое сердце - забирая его себе.
- Да.
Определенно мое любимое слово.
Я чувствую, как она сжимается вокруг меня - ее бедра дергаются вверх, пробуя это ощущение.
- О Боже, - стонет она. - Двигайся, Николас. Я хочу чувствовать тебя. Всего тебя. Сейчас.
А эти слова теперь мои вторые любимые.
Удерживая свой вес на руках, я отстраняюсь и с гортанным стоном медленно толкаюсь в нее. Потому что это просто чертовски фантастично. Неописуемо.
Руки Оливии обвиваются вокруг моей шеи, мои ладони скользят под ее лопатки, придерживая ее голову, пока я двигаюсь на ней ровными, уверенными движениями. Наши прерывистые вздохи смешиваются, мы целуемся и пробуем друг друга на вкус, удовольствие поднимается, сжимаясь с каждым движением.
Пока не достигнем пика.
Мои бедра двигаются без раздумий, вбиваясь теперь сильнее, спеша поймать оргазм, который обрушивается на нас обоих. И тогда мое сознание становится белым, пустым – в подвешенном состоянии в этот прекрасный момент глубокого, плотского удовольствия. Оливия там же со мной. Она кусает меня за плечо, но я этого не чувствую. Все, что я чувствую, это то, где мы соединены, где я мощно пульсирую внутри нее, отдавая все, что у меня есть, снова и снова.
Оливия лежит на сгибе моей руки, красивая и совершенная, пристально глядя на меня, ее рука скользит вниз по моей груди, проводя кончиками пальцев по моему животу, а затем обратно, чтобы начать все сначала.
- Ты прекрасна, когда кончаешь. - Я провожу костяшками пальцев по розовому яблочку на ее гладкой щеке. - И после.
Она хлопает ресницами, глядя на меня.
- Я стараюсь.
Когда моя рука отступает, она ловит мое запястье, глядя на браслеты, которые постоянно на нем.
- Ты тоже надевал их прошлой ночью. Они имеют какое-то особое значение?
Стягиваю круг из тикового дерева и передаю его ей, чтобы она посмотрела поближе. Ее палец проводит по гравировке.
- Этот принадлежал моему отцу, - говорю я ей. - Одним летом, будучи подростком, он строил дома в Африке. Одна из деревенских женщин дала его ему – благословение, как она это назвала - для защиты. Он носил его почти все время. - У меня сжимается горло. - После похорон мне его отдал наш дворецкий Фергюс. Он сказал, что нашел его на комоде отца — не знаю, почему он не взял его с собой, когда они уезжали в Нью-Йорк. Я ношу его не из-за суеверия... мне просто нравится иметь при себе что-то, что было близко к ему.
Оливия крепче прижимается ко мне и снова надевает браслет на мою руку.
- А этот? - теребит она платиновые звенья на том же запястье.
- Этот Генри, - легкая улыбка появляется на моих губах. - Наша мама сделала его для него, когда ему было восемь лет, она была уверена, что идентификационные браслеты возвращаются в моду. - Я посмеиваюсь при воспоминании об этом, и Оливия тихо смеется. - Он ненавидел его, но ради нее делал вид, что ему нравится. - А затем я моргаю из-за жжения в глазах. - После того как их не стало, Генри так его и не снял. Он добавил звенья, когда вырос из него. Он не мог взять его с собой на военную службу, поэтому попросил меня позаботиться о нем, пока не вернется домой.
Оливия успокаивающе целует меня в плечо, и несколько минут мы лежим в расслабленном молчании.
Но потом она переворачивается на живот, ее длинные волнистые волосы рассыпаются по моему торсу.
- Эй, знаешь, какая я еще после того, как кончу?
- Какая?
- Испытывающая жажду.
Я тру глаза и подавляю зевок.
- Да, я тоже. Неплохо было бы сходить за бутылкой воды. Там есть мини-холодильник. - Я указываю на дальний конец комнаты. - Как насчет того, чтобы принести нам немного?
Она прячется под одеялом - ее руки и ноги обвиваются вокруг меня, будто она коала, а я ее дерево.
- Но здесь так холодно. Какой у тебя установлен температурный режим — «Арктика»?
- Мне нравится, когда холодно. Я предпочитаю сам поднимать температуру. - Протискиваю руку между нами, щиплю ее заострившийся розовый сосок. - Есть и другие преимущества.
- За водой следует сходить тебе - это по-джентльменски.
Я перекатываюсь на нее сверху, раздвигая ее ноги своими бедрами, удобно устраиваясь между ними, мой член уже снова начинает твердеть.
- Но здесь нет джентльменов. - Мои зубы царапают ее прекрасную шею, придавая понятию «вампиризм» совершенно новое понимание. - И я хочу посмотреть, как ты бежишь по полу. - Я переношу свой вес и беру одну ее полную грудь. - Посмотреть, как все эти великолепные части тела покачиваются по пути.
Оливия усмехается.
- Извращенец.
Она даже и не представляет.
- У меня есть идея, - говорит она. - Давай поиграем в игру — соревнование. Тот, кто расскажет самую неловкую историю, останется в теплой постели. Проигравший должен будет отморозить свои «части» и принести воды.
Я качаю головой.
- О, сладкая, будь уверена, что проиграешь - ни у кого нет более неловких историй, чем у меня.
Позволяю Оливии откатить нас в сторону, отталкиваясь от меня. Она сгибает руку и кладет голову на ладонь.
- Это мы еще посмотрим.
- Дамы вперед, давай послушаем.
Легкое сомнение омрачает ее черты.
- Надеюсь, это тебя не обеспокоит... это связано с... оральным сексом.
- Ммм, одна из моих любимых тем - расскажи побольше.
А она уже покраснела.
- Ну ладно, в первый раз, когда я делала... минет... я не знала, что это такое. И поскольку все называли это «вдуть», я думала, что должна... - она надувает щеки, будто пытается надуть несговорчивый воздушный шарик. Я с воем падаю обратно на подушку.
- Господи, как же тебе повезло, что ты не устроила бедняге аневризму!
Ее щеки становятся пунцовыми, и в наказание она щиплет меня за бок.
- Твоя очередь.
Я смотрю в потолок, решаясь. Столько историй, как же выбрать.
- Однажды я обгадился в сумку.
Потрясенный смех тут же вырывается из легких Оливии.
- Что?
Я киваю.
- В школе-интернате я состоял в команде гребцов.
- Конечно же.
- И у нас была встреча в другой школе, довольно далеко. На обратном пути произошла авария — пробка на дороге — а то, что они подавали на обед, пошло в яростную атаку с моим организмом. Так что... либо бы я навалил в штаны, либо в спортивную сумку. Я выбрал второй вариант.
Она закрывает глаза и рот, в ужасе смеясь.
- О Боже мой! Это ужасно... и все же весело.
Я тоже смеюсь.
- Так оно и было. Особенно после того, как это попало в газеты. Чертов кошмар.
И вдруг Оливия перестает смеяться. Даже не улыбается.
- Это попало в газеты?
Я пожимаю плечами.
- Конечно. Чем более неловкая история, тем больше заплатят журналисты. Мои одноклассники всегда искали дополнительные деньги.
- Но... но они были твоими товарищами по команде. Твоими друзьями.
Я играю с ее волосами, дергая за локон и наблюдая, как он упрямо возвращается в прежнюю форму.
- Как я и сказал Саймону в тот первый вечер в твоей кофейне: все продается, и у каждого - у каждого - своя цена.
Ее глаза изучают мое лицо, она выглядит такой грустной. Мне это совсем не нравится. Я снова перекатываюсь на нее, толкаясь между ее ног.