- И что теперь? - спрашивает мой думаю-он-мог-быть-моим парень.
- Ты когда-нибудь пил дешевое пиво, слушал хорошую музыку и целовался весь день под теплым солнышком на покрывале на поляне, окруженный парой сотен людей?
- Никогда не имел такого удовольствия.
Я поднимаю вверх стакан.
- Сегодня будешь.
Николас
Мы с Оливией, спотыкаясь, проходим через вращающуюся дверь в вестибюль «Плазы», держась за руки, украдкой целуемся и хихикаем, как два похотливых подростка, прогуливающих занятия ради быстрого секса в чулане для метел.
Лежа с ней на покрывале весь день, долго и медленно целуя ее, не заботясь о том, кто на нас смотрит - потому что никто и не смотрел - заставило меня отчаянно нуждаться в ней. И сильно. Господи, так сильно, что если в нашу сторону повернутся головы или камеры телефонов, мне плевать. Все, что меня волнует - это мой член, вжавшийся в джинсы, большой, горячий и изнывающий.
Ожидание. Было ли когда-нибудь слово более сладкое? Мне никогда не приходилось ждать - не этого. Я понятия не имел, что нагнетание, часы шипящего, дразнящего отсроченного удовлетворения, может быть таким пьянящим афродизиаком. Моя кровь кипит, а глаза Оливии сверкают-от страсти, игривости и голода.
Мы входим в лифт, и в тот момент, когда двери за нами закрываются, я приподнимаю ее, прижимаю к стене и опустошаю ее рот - глубже, чем раньше. Она стонет вокруг моего языка, когда я трусь о нее, наслаждаясь давлением, которое не принесет никакого облегчения. Но оно прекрасно - даже волнующе - потому что я знаю, что скоро она будет обнажена и распростерта на моей кровати, и я смогу снова и снова входить в ее тесноту, пока мы оба не устанем. Или не развалим эту чертову кровать - смотря что случится раньше.
Пока лифт поднимается, я отклоняюсь назад и смотрю вниз, наблюдая, как моя обтянутая джинсами промежность намеренно упирается в ее разгоряченное средоточие. Мой член изящно скользит прямо туда - к ее мягкой, сладкой плоти, скрытой под тонкой тканью ее черных хлопчатобумажных леггинсов. Но я чувствую ее. И это чувство грандиозно.
Впившись ногтями мне в затылок, Оливия приподнимается, прижимаясь губами к моей челюсти и царапая зубами щетину.
- Я хочу, чтобы ты оттрахал меня везде, Николас, - задыхается она. - Кончил куда угодно. Между ног, на груди, в рот, в горло... о, это будет так хорошо. Везде, Николас.
- Черт, да, - шиплю я, с каждым словом чувствуя себя еще безумнее. Надо отметить, дешевое пиво делает Оливию дикой. Следует пополнить запасы.
Со звоном, лифт в пентхаус открывается. Дом, милый дом.
Оливия кладет свои лодыжки мне на поясницу, и я несу ее, поглаживая и разминая эту аппетитную задницу, через фойе, направляясь в спальню.
Мое путешествие прерывается в гостиной - главой моей службы безопасности, ожидающим на диване, прямым, как сердитая доска, и хмурым. И вдруг я чувствую себя не просто подростком - я чувствую себя подростком, которого поймали, когда он пробирался после комендантского часа, воняя сексом, куревом и алкоголем.
- Итак... вы вернулись? - Логан встает.
- Э... да. Это было грандиозное шоу, - говорю я ему. - Никаких инцидентов не произошло; казалось, никто меня не узнавал.
Он вскидывает руки, подражая сытой по горло матери. И говорит так же.
- Вы могли бы и позвонить! Я провел здесь весь день - наполовину сошел с ума от беспокойства.
И я знаю, что это грубо, но удивительный день и уверенность в том, что скоро я буду по самые яйца в Оливии, делают меня слишком счастливым, чтобы волноваться. Я смеюсь.
- Прости, мам.
Логана это не забавляет. Его зубы скрипят так сильно, что мне кажется, я это слышу.
- Это не смешно, Мой Господин. Это опасно. - Он на мгновение переводит взгляд на Оливию, потом снова на меня. - Нам нужно поговорить. Наедине.
- Ладно, успокойся уже. В данный момент у меня руки заняты кое-чем восхитительным. - Я сжимаю задницу Оливии, заставляя ее хихикать и прятать лицо у меня на шее. - Мы поговорим утром, первым делом, обещаю.
Его взгляд мечется между нами, все еще выглядя несчастным. Но он кивает.
- Желаю вам... приятного вечера, - с трудом выговаривает он и направляется к лифту.
Как только он уходит, Оливия выглядывает из своего укрытия.
- Не думаю, что я ему стала нравиться больше.
Я целую кончик ее дерзкого носика.
- Ты нравишься мне. - Затем я толкаюсь бедрами вперед, притягивая ее ближе - позволяя почувствовать каждый твердый сантиметр. - Хочешь, покажу тебе насколько?
Жар поднимается по ее щекам.
- Да, пожалуйста. - Затем она прикусывает губу и добавляет с мягким акцентом. - Мой Господин.
Когда я слышу это из уст Оливии, мне становится не по себе. Это заставляет меня хотеть делать с ней грязные, порочные вещи. Без дальнейшего промедления несу ее в спальню, чтобы выполнить свои намерения.
Оливия
Большую часть времени Боско спит в комнате Элли. Она берет его с собой и закрывает дверь - просто чтобы убедиться, что наш папа, шатаясь, не споткнется о него... или Боско не найдет способ открыть дверцу холодильника и есть, пока не лопнет.
Но иногда, Элли встает посреди ночи, чтобы пописать и забывает закрыть за собой дверь. И в такие ночи Боско обычно оказывается в моей комнате. Если мне повезет, он тихо свернется калачиком в ногах на кровати или зароется поближе ко мне, чтобы согреться, как пушистый, уродливый птенец.
Обычно мне не везет. Потому что обычно Боско голоден, когда находит дорогу в мою комнату, а я кормилец. Поэтому ему хочется разбудить меня. Но он не облизывает мне лицо и не лает. А пристально на меня смотрит. Своими черными глазками-бусинками он смотрит пристально и долго - и хотя это прозвучит странно - громко.
И точно такое же ощущение я испытываю позже той ночью, когда сплю рядом с Николасом. Будто кто-то или что-то смотрит на нас так пристально, что это оглушает. Я чувствую это еще до того, как открываю глаза. Но когда я это делаю, то вижу женщину в белом, стоящую в изножье кровати и смотрящую на нас сверху вниз.
Мои легкие скрежещут, чтобы сделать шокированный, испуганный вдох. Это больше, чем вздох - это прелюдия к крику. Но потом я чувствую руку Николаса на своей груди, под одеялом. Спокойного, сильного нажатия достаточно, чтобы обратить внимание. Чтобы сказать мне, что он тоже ее видит и что мне нужно держать себя в руках.
Лунный свет из окна заливает огромную комнату голубоватым светом, заставляя кожу женщины мерцать молочным сиянием. Волосы у нее темные, коротко подстриженные до плеч, лицо костлявое, заостренное на подбородке и носу, но не некрасивое. Ее глаза устремлены на Николаса, темные и блестящие - и чертовски сумасшедшие - психически сумасшедшие.
- Ты проснулся. - Она вздыхает. - Я ждала, когда ты проснешься.
Горло Николаса работает рефлекторно, но его голос - этот пленительный голос - мягкий и успокаивающий.
- Правда?
- Да. Так приятно снова тебя видеть.
Его пальцы слегка касаются моей грудины, говоря, что все в порядке - все в порядке.
- Я тоже рад тебя видеть, - отвечает Николас. - Как ты пробралась в этот раз?
Она улыбается, и у меня по коже бегут мурашки.
- Все было так, как мы и договаривались. Работать в отеле, притворяться горничной, пока ты не подашь мне сигнал. Эти парни всегда находились с тобой, так что я поняла, когда ты начал отсылать их по ночам, это был знак мне.
Дерьмо.
Ее глаза устремляются на меня, будто я сказала это вслух - но я не говорила.
- Кто она? - спрашивает она, и голос ее звучит так же безумно, но далеко не так радостно.
- Никто, - говорит Николас. Так холодно. Настолько уверенно. Это останавливает мое сердцебиение на полсекунды. - Она никто.
Николас наклоняется, поднимает с пола брюки, затем натягивает их и встает.