Он останавливается, когда полностью погружается в меня - когда мы так близки и соединены, как только могут быть два человека. Его глаза сияют в темноте, и он гладит меня по щеке, просто глядя на меня сверху вниз. И я знаю, что люблю его. Эти слова прямо там - на моих губах - просто ждут, когда дыхание произнесет их вслух.
Он целует меня, и я отдаю их ему, но молча. Потому что все и так очень сложно. И мне кажется, как только я произнесу эти слова, я переступлю грань, от которой уже никогда не смогу отвернуться. Не смогу уйти.
Николас движется надо мной, внутри меня, глубоко и медленно. Выжимая удовольствие из нас обоих. Мои глаза закрываются, и я обнимаю его, чувствуя, как мышцы на его спине напрягаются с каждым толчком, когда мои руки сжимают его лопатки. И я теряюсь. Пропадаю. Дрейфую в стратосфере обжигающего блаженства.
Он увеличивается внутри меня, растет... пока я с криком не кончаю. Прижавшись губами к его шее, пробуя его на вкус, вдыхая запах его кожи с каждым судорожным вздохом.
Его толчки ускоряются, становясь все более грубыми, поскольку интенсивность возрастает и для него. Пока в последний раз он не погружается глубоко и не кончает с тихим вздохом.
Я чувствую его внутри себя - горячего и пульсирующего. И я сжимаюсь вокруг него так крепко, желая удержать внутри себя навсегда.
Позже, прижавшись щекой к его теплой груди и его сильными руками, обнимающими меня, я спрашиваю:
- Что мы будем делать?
Николас целует меня в лоб, крепче прижимая к себе.
- Не знаю.
ГЛАВА 20
Николас
- Отвали, ты, ублюдок! Ты мне никогда не нравился!
- Лучшая часть тебя вытекла из твоей матери, когда она обмочилась на кровати, придурок.
- Член сэра Алоизиуса был самой умной вещью, которая когда-либо выходила из твоего рта!
Добро пожаловать в парламент. А вы думали, британцы шумные.
Хотя, признаюсь, обычно все не так плохо.
- Я убью тебя! Убью твою семью и съем твою собаку!
Хотя.
Обычно королева посещает парламент только для того, чтобы открыть и закрыть год.
Но, учитывая состояние экономики Вэсско, она созвала специальную сессию. Таким образом, обе стороны четко очерченной линии могли бы решить свои разногласия.
Все идет не очень хорошо. В основном потому, что с одной стороны есть королевская семья и члены парламента, которым на самом деле наплевать на страну... а с другой - большой мешок вонючих членов.
- Порядок! - призываю я. - Леди и джентльмены, ради Бога, это не футбольный стадион и не уличный паб. Помните, кто вы. Где находитесь.
В священном зале, где один из моих предков, Безумный Король Клиффорд II, когда-то носил свою корону - и больше ничего. Потому что ему было жарко. Пожалуй, об этом лучше не надо.
Наконец, крики стихают.
И я обращаюсь к главному мудаку.
- Сэр Алоизиус, какова ваша позиция в отношении предлагаемого законопроекта?
Он фыркает.
- Моя позиция остается неизменной, Ваша Светлость. Почему мы должны принимать эти пакеты законов?
- Потому что это ваша работа. Потому что это нужно стране.
- Тогда я предлагаю Ее Величеству согласиться на наши требования, - говорит он мне, усмехаясь.
И тут поедание собак не кажется таким уж жестоким.
Смотрю на него сверху вниз, мое лицо такое же холодное и жесткое, как и мой голос.
- Это не так, сэр Алоизий. И вы можете взять ваши требования и пойти с ними нахрен.
Раздается несколько криков согласия.
- Вы еще не король, принц Николас, - огрызается Алоизий.
- Нет, не король. - И я смотрю ему прямо в глаза. - Но вы должны наслаждаться своим положением, пока можете. Потому что, когда я им стану, моей миссией будет убедиться, что вы его потеряете.
Его ноздри расширяются, и он поворачивается к королеве.
- Ваш внук говорит от имени королевского дома, Ваше Величество?
В глазах моей бабушки вспыхивает огонек, а на лице появляется ухмылка. Хотя она, вероятно, предпочла бы, чтобы это не было чем-то настолько серьезным, ей это нравится. Борьба, битва, противостояние - это ее игровая площадка.
- Я бы выбрала менее зажигательные слова... Но, да, принц Николас выразил наши мысли довольно точно.
Видите? Она тоже хотела сказать ему, чтобы он шел нахрен.
Королева встает, и все встают вместе с ней.
- На этом мы пока закончили. - Она осматривает комнату, ее глаза касаются лица каждого члена парламента. – Наша страна находится на перепутье. Будьте уверены, если вы не сможете показать, что способны выбрать правильный путь, он будет выбран за вас.
Затем мы вместе поворачиваемся и бок о бок выходим через большие двойные двери.
В холле, направляясь к машине, она говорит, не глядя на меня.
- Это было неразумно, Николас. Сегодня ты нажил себе врага.
- Он уже был нашим врагом. Теперь он просто знает, что мы это знаем. Я должен был что-то сказать.
Она посмеивается.
- Ты начинаешь говорить, как твой брат.
- Возможно, он действительно прав.
Кстати, о Генри, ему уже лучше. Прошло несколько недель после инцидента с лодкой, и он кажется... освободившимся. Спокойным. Он связался с семьями солдат, как и предложила Оливия. Разговоры и встречи с ними, кажется, принесли ему некоторое успокоение.
И вот, он едет со мной и Оливией на побережье. На выходные.
Я не возражаю – то есть я еду в открытом кабриолете с кортежем агентов безопасности, окружающим меня, так что Оливия все равно не будет делать мне минет по дороге.
Однако, спустя сорок минут пятичасовой поездки... я начинаю сомневаться.
- Трезвость утомительна, - говорит мой брат с заднего сиденья. - Мне тааак скууучно.
Потом он подскакивает, кладет руки на наши подголовники и вклинивается головой между нами.
- Так вот как будет проходить вся поездка? Вы двое будете строить друг другу глазки? Видишь вон то дерево, Николас? Езжай к нему как можно быстрее и избавь меня от страданий.
Мы его игнорируем.
Оливия достает свой телефон и делает снимок утеса, который, по ее словам, похож на Патрика из «Губки Боба», намереваясь отправить его своей сестре. Она разговаривает или переписывается с Элли и Марти каждый день, чтобы проверить, как без нее идут дела в Нью-Йорке. Вчера вечером Элли сказала Оливии, что их отцу «стало лучше», и это немного ее успокоило.
- Ох, Элли, - воркует мой брат, заглядывая Оливии через плечо. - Давай позвоним ей. Выясним, под запретом ли она еще.
- Для тебя, приятель, моя сестра под запретом. - Оливия хмурится.
Он плюхается обратно на сиденье.
- Это так скучно.
Это будет долгая поездка.
Но когда мы добираемся до замка Анторп, который стоит на скале с видом на море и шумом прибоя внизу, это совсем не скучно. Генри не хочет плавать, но он заинтересовался скалолазанием.
Слава Богу, я его отговорил.
Мы с Оливией пропускаем купание нагишом из-за безопасности - и ее голое тело предназначено только для моих глаз. Но в воде мы действительно отмораживаем себе задницы - Оливия в бирюзовом бикини, я в плавках, мы оба плещемся и плаваем в бурных волнах, как похотливые дельфины.
Хорошего в холодной воде то, что, в конце концов, у тебя все просто немеет.
А самое приятное в старинных каменных замках - это гигантский камин в каждой комнате.
Мы греемся перед тем, что в Большом зале, на ковре из кроличьих шкурок.
Оливия сушит волосы у камина, а я смотрю, как пламя отражается в ее глазах, окрашивая их в темно-фиолетовый цвет.
На ужин мы едим вкусное рагу и свежеиспеченный хлеб.