Он заикается.
- Сэр, пожалуйста... королева…
- Переживет. Мы едем в аэропорт - позвони заранее, если понадобится, но я хочу, чтобы самолет был готов к взлету, как только мы прибудем.
Я протискиваюсь в машину. Дверь все еще открыта, когда горстка охранников - и Саймон - собираются вокруг.
- В аэропорту будет толпа, Ваша Светлость, - возражает другой охранник.
- Тогда вам, ребята, лучше залезть внутрь - мне может понадобиться ваша помощь, чтобы добраться до взлетной полосы.
Другой мужчина пытается:
- Сэр, вы не можете просто…
- Но я могу. - Я смеюсь, чувствуя себя почти как в бреду. - Разве это не чертовски здорово?
Как только я завожу машину, они перестают спорить и запрыгивают в нее. Саймон садится рядом со мной впереди.
- А где Генри? Мы потеряли Генри?
- С ним все будет в порядке, - заверяет меня Саймон. - Его забрасывают вопросами, но его прикрывают.
Я пробиваюсь на машине сквозь людское море и убыстряю ход, как только оказываюсь на открытой дороге.
К радости примешивается срочность. Решительная потребность толкает меня в спину, как порыв ветра - потому что я не могу дождаться встречи с Оливией. Обнять ее и целовать до тех пор, пока она не сможет стоять на ногах. Чтобы все снова стало хорошо.
Чтобы начать новую, иную жизнь.
Жизнь с ней.
Ближе к аэропорту я сигналю машине перед нами, в которой думают, что они на воскресной прогулке. И мой мобильник вибрирует в кармане уже в двенадцатый раз. Мне не нужно смотреть, чтобы увидеть, кто звонит. Я отдаю его Саймону.
- Сохрани его для меня, пока я не вернусь, хорошо?
С понимающей улыбкой, он спрашивает:
- А когда ты вернешься?
Я снова смеюсь.
- Даже не знаю.
И это так прекрасно.
- Ты должен сесть на мой самолет, - предлагает Саймон. - Ее Величество уже пришла в ярость. Если ты угонишь «Royal I», она может натравить на тебя военно-воздушные силы.
Хорошо иметь друзей. Друзей со своими самолетами - еще лучше.
Когда мы подъезжаем к аэропорту, на мобильный Саймона звонит Фрэнни. Через мгновение он переводит ее на громкую связь.
- Николас.
- Да, Фрэнни?
- Я никогда не была так взволнована от доказательства своей неправоты. В конце концов, ты оказался не идиотом.
- Эм... спасибо?
- Обязательно передай Оливии, что я назвала ее Сбежавшей Сучкой, но я ее прощаю. И вы двое должны прийти на ужин, когда вернетесь, да?
- Можешь на это рассчитывать.
Через час я уже в воздухе - на пути в Нью-Йорк.
Когда я подхожу к двери «У Амелии», улицы перед домом пусты, - воздух устрашающе, странно тих, почти как на вечеринке-сюрпризе по случаю дня рождения, в тот момент, когда гости выскакивают и кричат, отпугивая год жизни почетного гостя. Свет в окнах не горит. Может, Оливия не видела пресс-конференцию? Мой желудок скручивает - потому что, возможно, Оливии здесь даже нет. Возможно, она ушла... из дома. Ядовитая жидкость плещется у меня в животе при мысли о том, что она с кем-то встречается. Мужчиной, который помог бы ей утопить свои печали и забыть ту душевную боль, которую я ей принес.
Эта мысль заставляет меня толкнуть дверь кафе с большей силой, чем я намеревался - и споткнуться о порог. Интерьер тусклый, но не темный - он освещен одной свечой. За столом... где сидит Оливия.
И все мое существо облегченно выдыхает.
Несколько мгновений я просто смотрю на нее. Впитывая в себя видение ее темных, вьющихся волос - блестящих, даже в свете свечей. То, как отблески пламени танцуют на ее безупречной бледной коже, подчеркивая ее лицо в форме сердца, ее высокие скулы, румяные розовые губы, которые овладели мной с самого начала, и темно-синие глаза, похитившие мою душу.
Она тоже смотрит на меня, неподвижно и молча, ее щеки пылают - достаточно, чтобы заставить меня задаться вопросом, какие восхитительно непристойные мысли мелькают в ее голове. Когда я захожу в комнату, дверь за мной медленно закрывается.
- Вечер сегодня тихий, - говорю я. Потому что эти слова даются легко - в отличие от накопившихся признаний и извинений, которые борются в моем горле за видное место.
Оливия моргает. Будто она только сейчас поняла, что я существую - здесь, а не в ее воображении.
- Логан сработался с полицией Нью-Йорка. Он оцепил вокруг кофейни периметр в три квартала.
Я киваю, не сводя с нее глаз. Есть отличный шанс, что я никогда не закрою их снова. Сон переоценивают.
- А... это объясняет заграждение.
- Да.
Я медленно приближаюсь к ней.
- Я скучал по тебе.
Легкий наклон ее подбородка, нежный кивок - единственный ответ, который я получаю.
Я потираю затылок.
- Ты ... ты смотрела пресс-конференцию?
Лицо Оливии меняется – смягчаясь в уголках губ, взгляд теплеет.
- Да.
Я делаю еще один шаг, медленно, едва сдерживая желание заключить ее в объятия и заняться с ней любовью у стены, на полу и на каждом столе в зале.
Потому что, прежде чем мы доберемся до этого, есть вещи, которые должны быть сказаны. То, что она заслуживает услышать.
Мой голос - хриплый шепот.
- Оливия, по поводу того, что я сказал в тот вечер, когда ты ушла. Я…
- Прощен. - Слезы наворачиваются ей на глаза. - Ты полностью прощен. Ты сразил меня «лошадиной задницей».
И она бросается в мои объятия.
Я зарываюсь лицом в ложбинку ее шеи, вдыхая сладкий аромат ее кожи - меда, роз и ее самой. Мои губы путешествуют по ее подбородку, находят ее рот, чувствуя влагу ее слез на своей щеке. А потом наши рты двигаются в унисон, пробуя и исследуя - дико и требовательно. Это не сладкое, сказочное воссоединение. Это грубая, отчаянная и неподдельная потребность. Быть вдали от нее, зная, как близко я был к тому, чтобы действительно потерять ее, делает меня грубее, чем следовало. Мои руки пробираются ей в волосы, впиваются в ее спину, крепко прижимая к себе, чувствуя каждый вдох, который ее сотрясает. И я не одинок. Она издает мне в губы стон - я чувствую его вкус на своем языке - ее руки тянут меня за волосы, ноги обхватывают мою талию, сжимая, будто она не может быть достаточно близко. Будто никогда не отпустит.
И все в этом прекрасно и правильно.
Через некоторое время отчаяние отступает, и наши поцелуи замедляются - наши губы начинают смаковать друг друга. Я чувствую, как нежные руки Оливии ласково гладят мое лицо, и ее лоб прижимается к моему. Мы смотрим друг другу в глаза, вдыхая один и тот же воздух.
- Я люблю тебя, - шепчет она дрожащим голосом. И по ее щекам вновь текут слезы. - Я так тебя люблю. Я не могу... не могу поверить, что ты отказался от всего этого. Как ты мог это сделать?
Теперь она плачет еще сильнее - и я понимаю, что она скорбит обо мне. Потому что она почему-то думает, что я что-то потерял.
Я ставлю ее на ноги, откидываю назад волосы и стираю слезы с ее лица.
- Это была самая легкая вещь, которую я когда-либо делал. Когда я стоял там, перед всеми этими камерами, это было похоже на то, как говорят, что когда ты умираешь, твоя жизнь мелькает перед глазами. Я видел все предстоящие годы - и ни один из них не имел ни малейшего значения. Потому что там со мной не было тебя. Я люблю тебя, Оливия. Мне не нужно королевство - если ты рядом со мной, у меня уже есть весь мир.
- Это так прекрасно. - Она плачет. – А еще очень сентиментально.
И вот... вот она - эта потрясающая улыбка, которая поражает меня прямо в сердце.
И в мой член.
Она кладет голову мне на грудь, обнимает за талию, и так мы стоим несколько минут.
Пока Оливия не спрашивает:
- Что теперь будет?
Я целую ее в макушку и откидываюсь назад.
- Ну... у меня нет работы. - Я делаю шаг назад, хватая с окна табличку «ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩЬ». – Так что, я надеялся, что место мойщика посуды все еще свободно.
Глаза Оливии сверкают - одно из самых великолепных зрелищ, которые я когда-либо видел.