- Леди Сара, - спрашиваю я, - с вами все в порядке?
Она не отвечает.
- Все в порядке, - шепчет ее сестра, но она, кажется, ее не слышит.
Генри прижимает ладонь к ее руке.
- Сара?
Она быстро вдыхает – задыхаясь - будто и не дышала. Затем моргает и оглядывается вокруг, слегка запаниковав, прежде чем прийти в себя.
- Простите меня. Я… испугалась… грохота. - Она прижимает руку к груди. - Пойду подышу свежим воздухом и подожду Пен снаружи.
Как раз в этот момент официант в униформе приносит заказанный ужин.
Пенелопа просит официанта отнести его в машину, и мы прощаемся.
На выходе Пенелопа напоминает Генри:
- Позвони мне! Не забудь.
- Позвоню. - Он машет рукой.
Затем он смотрит им вслед, наблюдая, как они выходят за дверь.
- Она странный маленький утенок, не так ли?
- Кто? - спрашиваю я.
- Леди Сара. Жаль… она могла бы быть хорошенькой, если бы не одевалась как монашка.
Оливия цокает языком, как неодобрительная старшая сестра.
- Она не была похожа на монашку, дурачок. Может, она занята - своими интересами или чем-то еще - и у нее нет времени, чтобы тратить его на внешность. Я могу это понять. - Она указывает сверху вниз на свою соблазнительную маленькую фигурку. - Хочешь верь, хочешь нет, но в реальной жизни я так не выгляжу.
Я обхватываю руками ее талию.
- Чушь, ты прекрасна, что бы на тебе ни было надето. - Затем я шепчу ей на ухо: - Особенно когда на тебе нет ничего.
- И все же, - размышляет Генри, когда мы направляемся к двери, - я не прочь взглянуть на то, что находится под длинной юбкой Мисс Чувства и Чувствительность. С такой фамилией, как у нее, там должно быть все в порядке.
ГЛАВА 21
Николас
Моя мама однажды сказала мне, что время подобно ветру. Он мчится над вами, проносится мимо вас - и как бы вы ни старались, как бы вам ни хотелось, вы не можете удержать его, и вы никогда не сможете его замедлить.
Ее слова эхом отдаются в моей голове, когда я лежу без сна в своей постели, в серой предрассветной тишине, в то время как Оливия тихо спит рядом со мной.
Четыре дня.
Это все, что у нас осталось.
Время пролетело так же быстро, как переворачиваются страницы в книге. Это были славные дни - наполненные смехом и поцелуями, стонами и вздохами, большим удовольствием во всех отношениях, чем я когда-либо позволял себе мечтать.
В течение последнего месяца мы с Оливией действительно наслаждались нашим временем вместе. Мы ездили на велосипедах по городу - с охраной поблизости, конечно. Люди махали нам и звали - не только меня, но и ее тоже.
- Прелестная девушка, - говорили они.
Были пикники возле пруда и поездки в другие наши владения, сладкий голос Оливии эхом разносился по старым коридорам. Я научил ее ездить на лошади, хотя она предпочитает велосипед. Несколько раз она ходила с Генри и мной на охоту – закрывая уши при каждом нажатии на курок, как она это делает всегда.
У Оливии и моей бабушки не было особых причин вступать в контакт, но когда они это делали, королева обращалась с ней вежливо, если не холодно.
Но однажды в воскресенье Оливия испекла булочки к чаю. Это был первый раз, когда она пекла с тех пор, как покинула Нью-Йорк, и она действительно наслаждалась этим. Она сделала свой собственный вкусный рецепт из миндаля и клюквы. Моя бабушка отказалась попробовать даже кусочек.
И тогда я ее немного возненавидел.
Но этот единственный мрачный момент гаснет перед тысячью ярких. Тысячью прекрасных воспоминаний о нашем времени вместе.
А теперь наше время почти вышло.
Семя идеи было посажено в моем сознании на некоторое время – месяцы - но я не дал ему прорасти.
До сих пор.
Я поворачиваюсь на бок, прокладывая дорожку поцелуев от гладкой руки Оливии к ее плечу, уткнувшись носом в ароматный изгиб ее шеи.
Она просыпается с улыбкой в голосе.
- Доброе утро.
Мои губы скользят к ее уху. И я озвучиваю свою идею. С надеждой.
- Не возвращайся в Нью-Йорк. Останься.
Ее ответ приходит через мгновение. Шепотом.
- И на сколько долго?
- Навсегда.
Она медленно поворачивается в моих объятиях, ее темно-синие глаза спрашивают, губы только начинают улыбаться.
- Ты говорил со своей бабушкой? Ты... ты не собираешься делать объявление?
Я с трудом сглатываю, в горле пересохло.
- Нет. Отменить объявление невозможно. Но я тут подумал... я мог бы отложить свадьбу на год. Может быть, два. Мы бы все это время провели вместе.
Она вздрагивает. И ее улыбка уходит в небытие. Но я продолжаю настаивать, пытаясь заставить ее понять. Заставить увидеть.