Но сейчас в этом нет ничего расслабляющего. С каждым движением у меня в голове звучит пронзительная тревога - как сирена полицейской машины - что эти пироги даже не будут проданы, а водонагреватель внизу, наконец, сдастся, и мы окажемся на улице. Мне кажется, я чувствую, как морщины расползаются по моему лицу, словно злобные микроскопические родинки. Знаю, что за деньги счастья не купишь, но возможность купить душевное спокойствие относительно недвижимости сейчас была бы очень кстати.
Когда густой маслянистый сок, как карамель, пузырится через надрез в форме цветка в центре пирогов, я вынимаю их и ставлю на стол. В этот момент моя сестра прыгает вниз по лестнице на кухню.
Все в Элли бодрое - ее длинный светлый хвост, энергичная личность... свисающие серебряные с жемчугом серьги.
- Это мои серьги? – спрашиваю я, как может спрашивать только сестра.
Она хватает чернику из миски на столе, подбрасывает ее в воздух и ловит ртом.
- Mi casa en su casa. Технически это наши серьги. (Прим. переводчика: «Mi casa en su casa» в переводе с испанского - «Мой дом – твой дом»).
- Они лежали в шкатулке в моей комнате! - Они единственные, от которых у меня не зеленеют мочки.
- Пффф. Ты их даже не носишь. Ты в них никуда не ходишь, Ливи.
Она не пытается быть засранкой - ей всего семнадцать, так что это неизбежно.
- А жемчуг любит, чтобы его носили, это факт. Если он лежит в темной коробке слишком долго, то теряет свой блеск.
Она всегда выбалтывает странные маленькие факты, которые никто, кроме Опасность! участниц конкурсов не знал. Элли «умная» - подготовительные занятия, Национальное почетное общество, ранний прием в Нью-Йоркский университет. Но книжный ум и здравый смысл - две разные вещи. Кроме того, что моя сестра умеет пользоваться стиральной машиной, она понятия не имеет, как устроен реальный мир.
Она засовывает руки в поношенное зимнее пальто и натягивает на голову вязаную шапочку.
- Мне надо идти - у меня первый урок по математике.
Элли выскакивает через заднюю дверь как раз в тот момент, когда в нее входит Марти, наш официант, посудомойщик, вышибала и превосходный ремонтник.
- Кто, черт возьми, забыл сказать, что зима закончилась? - он стряхивает с кудрявых черных волос дюйм белой слякоти, как собака после ванны. Она действительно обрушивается стеной белых крапинок. Марти вешает пальто на крючок, а я наполняю первый за день фильтр свежемолотым кофе.
- Лив, ты же знаешь, что я люблю тебя, как сестренку, о которой всегда мечтал...
- У тебя есть сестренка.
Вообще-то у него их трое... тройняшки ... Биббиди, Боббиди и Бу. Мама Марти все еще летала высоко, когда заполняла свидетельства о рождении, немного перепутав лекарства во время родов. А отец Марти, раввин из Квинса, был достаточно умен, чтобы не спорить с женщиной, у которой только что вырвали эквивалент трех арбузов.
- Ты меня не бесишь, как они. И потому что я люблю тебя, я чувствую себя вправе сказать, что ты не выглядишь так, будто только что вылезла из постели - ты выглядишь так, словно только что вылезла из мусорного бака.
То, что хочет услышать каждая девушка.
- Это было тяжелое утро. Я поздно проснулась.
- Тебе нужен отпуск. Или хотя бы выходной. Тебе следовало сходить выпить вчера вечером. Я поехал в новое заведение в Челси и встретил самого фантастического мужчину. Глаза Мэтта Бомера с улыбкой Шемара Мура. - Он шевелит бровями. - Мы должны встретиться сегодня вечером.
Я передаю ему кофейный фильтр, когда в переулок въезжает грузовик. Затем следующие двадцать минут я провожу за спором с толстошеим качком о том, почему я не принимаю или не плачу за плесневелый мать его, товар, который он пытается мне втюхать.
И день становится все лучше.
Я включаю свет у входа и переворачиваю табличку «ЗАКРЫТО» на «ОТКРЫТО», чтобы сделать это ровно в шесть тридцать. Я по привычке поворачиваю замок на двери - он сломан уже несколько месяцев; у меня просто не было возможности купить замену.
Сначала не похоже, что снег будет полной катастрофой - мы получаем наших, жаждущих кофе по пути на работу, местных жителей. Вместе с маленькой миссис Макгиллакатти, девяностолетней женщиной, живущей за два квартала отсюда, которая каждый день ходит сюда для утренней разминки.
К девяти часам я включаю телевизор в конце стойки, чтобы не было слышно посторонних звуков, и мы с Марти смотрим в окно, наблюдая, как снежная буря превращается в метель века. Там нет даже слабого намека на клиентов - все умерли - так я это называю.