Она переходит улицу и исчезает за углом, и я запрыгиваю на мотоцикл, чтобы последовать за ней, наблюдая с безопасного расстояния, чтобы не спровоцировать ни один из ее отточенных инстинктов.
Что ты задумала, маленькая воровка?
Она гуляет еще десять минут, чем исчезнуть в магазине автозапчастей. Я паркуюсь дальше по улице и терпеливо жду, когда она снова выйдет из здания. Когда она это делает, ее спортивная сумка уже отяжелела, а в руках у нее два кувшина полностью синтетического моторного масла. Она ставит их на тротуар и оглядывается по сторонам, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Когда дует ветерок и с нее слетает капюшон, я хорошо вижу ее лицо. На ней нет макияжа, и черт возьми, если ее естественное состояние не является самой красивой версией ее самой. Но ее глаза обведены темными кругами, а цвет лица призрачный. Она выглядит так, словно не спала несколько дней. И я ничего так не хочу, как затащить ее обратно в свою спальню и выебать из нее бунтарство, только для того, чтобы посмотреть, как она спит, избавляясь от тех демонов, которые ее мучают.
Через несколько мгновений подъезжает такси, и она забирается на заднее сиденье со своей сумкой и маслом. Я следую за машиной в часе езды от города к обветшалому фермерскому дому, окруженному только полями и деревьями. Я подъезжаю и объезжаю вокруг, лицом к такси. Алора выпрыгивает и встает рядом с машиной, ее черные волосы развеваются на ветру. Она сердито смотрит на меня и сжимает кулаки по бокам. Теперь ее свитер завязан вокруг талии, а майка обнажает плечи и руки. И тут я замечаю черный "Ролекс", висящий у нее на руке — мой "Ролекс". Он слишком велик для нее, но, черт возьми, если при виде того, что на ней надето что-то, принадлежащее мне, мой член не удлиняется и им не овладевает болезненное чувство собственничества.
— Почему ты преследуешь меня, сталкер? — кричит она мне, в ее тоне сквозит разочарование.
Я снимаю шлем, чтобы она могла видеть мое лицо.
Что-то похожее на гнев — не страх — вспыхивает в ее глазах.
— Говори, — резко требует она.
Я слезаю с мотоцикла и крадусь к ней, останавливаясь в нескольких футах от нее. Я намеревался допросить ее прошлой ночью в клубе. Спросить ее, почему она, кажется, появляется в каждом месте, с которым мы связывали Илью Петрова. Но я не мог заставить себя сделать это, пока она терлась обо меня всем телом и делала меня чертовски твердым.
Тот факт, что она не делает ни малейшего движения, чтобы отступить или съежиться, заставляет меня усомниться в ее здравомыслии. Я крупный мужчина — пугающий, которого большинство людей избегает меня, переходя улицу. И я признаю, что временами я немного не в себе. И все же она меня не боится. Что означает, что она либо невероятно храбрая, либо действительно чертовски глупая. Возможно, немного и того, и другого.
Водитель подает сигнал, прежде чем я успеваю ответить.
— Время все еще идет, мисс. Мне ждать или уезжать?
Ресницы Алоры на секунду трепещут, когда она делает глубокий вдох, затем медленно выпускает его, обдумывая ситуацию. Отправить такси своим ходом и рискнуть быть застигнутой наедине с незнакомым мужчиной, который следил за ней? Или позволить ему бездействовать и увеличить счет? Она лезет в задний карман, достает тонкую пачку наличных и отсчитывает точную сумму, указанную на счетчике на приборной панели, плюс пару баксов на чай. Затем она лезет на заднее сиденье и достает свою сумку и банки с маслом, захлопывает дверцу такси и смотрит на меня, пока такси выезжает с подъездной дорожки, и звук гравия, хрустящего под шинами, разрывает напряженную тишину.
Она бросает взгляд на мой мотоцикл.
— Я предлагаю тебе снова запрыгнуть на свой хорошенький маленький «Харлей» и сорваться на белой полосе. Потому что у меня нет времени на сталкеров.
Снова появился этот термин: сталкер.
— Я не сталкер.
Она приподнимает бровь, а я поглаживаю бороду костяшками пальцев и, прищурившись, смотрю на нее. Черт, она необычное создание.
— Я не представляю для тебя угрозы, — честно говорю я ей.
Она чуть ли не усмехается. Когда я не отвечаю, ее губы сжимаются в твердую линию, а между нахмуренными бровями образуется крошечная складка.
Она понижает тон, как будто у окружающих нас открытых полей есть уши.
— Послушай. Чего бы ты ни хотел от меня, у меня этого нет. Ты лезешь не на то дерево.
Я делаю шаг вперед и поворачиваю к ней голову.
— Для начала, я хочу получить обратно свой Ролекс.
Она закатывает глаза.
— Искатели-хранители.
Я делаю еще шаг, и ее челюсть щелкает, закрываясь. Ее поза напрягается. Возможно, я был неправ. Она действительно боится меня. Она просто отказывается это показывать.
— Сделай еще шаг ближе, и я закричу, — предупреждает она, делая в ответ на мое продвижение один большой шаг назад.
— Я уже сказал тебе, что не причиню тебе вреда.
— И я должна поверить большому, наводящему ужас мужчине, который следил за мной?
— Я не лгу.
— Конечно, — невозмутимо отвечает она. — Так говорит каждый мужчина.
Она крепче сжимает ручки кувшинов, опуская руки, костяшки ее пальцев белеют по мере того, как пульс в горле учащается.
Оглядывая пустынный пейзаж, я спрашиваю:
— Что ты здесь делаешь одна?
— Хороню тело последнего парня, который перешел мне дорогу, — отрезает она.
Отношение этой женщины.
Два длинных шага сокращают расстояние между нами, и я хмуро смотрю на нее сверху вниз, шрам у меня на лбу морщится. Ее плечи напрягаются, и она смотрит на меня немигающим взглядом, отказываясь показывать слабость.
Ее ноздри вызывающе раздуваются, ее зеленые глаза мечутся между моими. Как только она открывает рот, чтобы заговорить, дверь дома резко распахивается, и оттуда выходит дородный старик в растрепанной одежде, с большим животом, нависающим поверх мешковатых поношенных джинсов. Его ботинки останавливаются, когда он смотрит на нас. Алора не удостаивает его взглядом. Вместо этого она сосредотачивает всю свою энергию на том, чтобы прожечь дыру в моем лице.
— Я вижу, вы привели помощь, — кричит мужчина, его тон слегка самодовольный, но с примесью разочарования.
— Помощь в чем? — тихо спрашиваю я, не отрывая взгляда от жуткого старого ублюдка.
То, как его глаза блуждают по ее заднице, говорит мне, что он ей не родственник. Так кто же он, черт возьми, такой и почему она здесь с ним наедине?
Она стоит как вкопанная, шестеренки в ее голове крутятся. Как раз в тот момент, когда я думаю, что она собирается снова сказать мне пинать камни, она тычет кувшинами мне в грудь, мои часы скользят почти до самого ее локтя, и говорит:
— Ты похож на человека, который разбирается в двигателях. Если ты собираешься таскаться за мной повсюду, как потерявшийся щенок, то мог бы с таким же успехом приносить пользу.