— Тебе не стоит смотреть на это, Берил, — сказал отец, сочувственно взяв меня за плечи.
— Что случилось? — спросила я, и голос мой прозвучал глухо.
— Мертворожденный, — тихо ответил он.
Сердце мое вздрогнуло. Я еще не хотела верить в то, что услышала. Не хотела смириться с тем, что все надежды, все мечты рухнули в одночасье. Моего Аполло нет… Он не встанет, покачиваясь на тоненьких ножках, как маленький жираф. Он не увидит лес и холмы, не будет резвиться на ипподроме. Нам не лететь с ним стрелой по траве все дальше и дальше от фермы к горизонту. И мне никогда не растрепать его блестящую гриву, не склониться к нежной золотистой шее во время скачки. Ему не суждено прожить на нашей ферме ни одного дня. Однако мой отец никогда не ограждал меня от суровых уроков жизни в саванне. Я проглотила слезы и, высвободившись из его рук, решительно пошла вперед. В полутемном деннике я увидела Кокетку. Она испуганно забилась в угол. Рядом с ней на сене, закрывающем пол, стояли на коленях два грума и что-то старательно убирали. Несчастный малыш тоже был здесь. Он наполовину высвободился из пузыря, но можно было сказать смело, что жеребенка… не было. У него отсутствовали глаза, вся морда была объедена, тельце местами выедено до костей, животик вскрыт, внутренности выедены. Эта страшная картина могла означать только одно: ночью в конюшню пожаловали страшные кочевые муравьи сиафу — и малыш стал их жертвой. Этим черным бандитам с огромными челюстями по силам было запросто сожрать льва, не то что новорожденного жеребенка.
— Она ожеребилась ночью, так тихо, что никто не слышал, — сказал отец негромко и обнял меня за плечи. — Возможно, он родился мертвым, я не знаю.
— Бедная Кокетка, — прошептала я и уткнулась лицом ему в грудь.
— Сама она здорова, — произнес он, успокаивая меня. — С ней все в порядке.
Но как это возможно? Я не понимала. Жеребенок погиб. Ужасные муравьи не тронули больше никого, только сожрали это несчастное, маленькое, беспомощное существо — и всё? Растворились в темноте? Но почему? Почему? Я все время задавала себе мысленно этот вопрос, хотя прекрасно знала, что никто не может мне на него ответить. Ответа не было.
На следующее утро ни о каких занятиях не могло быть и речи — я убежала из дома. По узкой извилистой тропке я мчалась вниз по холму, не оглядываясь, в деревню, где жил Киби и его семья. Когда я наконец достигла цели, я задыхалась, босые ноги были избиты и полны шипов терновника. Но я сразу почувствовала облегчение, оказавшись здесь. Так всегда бывало. Даже когда я была маленькой и едва дотягивалась до щеколды, чтобы открыть калитку.
Колючий кустарник, оплетавший забор, вырос высоким — за ним легко можно было спрятать взрослого быка, так что и рогов не увидишь. Ощерившиеся колючками заросли оберегали от опасных «гостей». За ними ютились низенькие хижины, над огнем попыхивали котелки с едой. За таким забором спокойно пасся породистый скот, разгуливали длинношерстные козлы, свободно играли дети. Захлопнув калитку, я сразу увидела шеренгу молодых воинов-тотос. Они упражнялись с луком и стрелами — опустившись на колено, старательно пытались точно попасть в два связанных листочка, колыхавшихся на ветру. Киби, конечно, находился в центре. Он сразу заметил меня, бросив в мою сторону быстрый взгляд, — в ярких черных глазах мелькнуло любопытство. Однако он старательно делал вид, что занят упражнением, пока я не подошла ближе.
Большинство воинов успешно справлялись с заданием — цель все время оставалась на месте, так что поразить ее не составляло труда. Стрелы были сделаны из оструганных веточек с заостренными концами — они, достигнув мишени, буквально впивались в нее. Я наблюдала за тренировкой воинов, в сотый раз жалея о том, что я не родилась в племени кипсигов. О нет, конечно, не одной из этих занудных девчонок, вечно нагруженных корзинами с водой и съестными припасами, с их скучнейшими занятиями — приготовлением пищи и выхаживанием детишек. Женщины в племени обычно выполняли всю самую грязную, тяжелую работу — они ткали, выкорчевывали кустарник, вспахивали поле. Также в их обязанности входило заботиться о домашних животных, кормить их и поить. В то время как мужчины-воины либо охотились, либо готовились к охоте — смазывали жиром ноги и руки, выщипывали волоски с груди особым пинцетом. У каждого был свой и хранился в кожаном мешочке, привязанном на шее.
Моя фантазия рисовала мне захватывающую картину. Вот так же однажды эти воины бестрепетно опустятся на колено и натянут тетиву лука, когда перед ними окажется уже не игрушечная мишень, а настоящий хищник — лев, дикий кабан, леопард. Или хотя бы антилопа стенбок. О как мне хотелось оказаться с ними в этот момент!