— Ну вот и вы приехали, — сказала она. — Столько людей приезжает, чтобы попрощаться. У меня уже не осталось слез для прощаний. — Ветер шевелил ее свободное белое платье, широкополая соломенная шляпа лежала на стуле рядом. В этот момент она вдруг показалась мне почти юной.
— Тогда я поплачу за вас, — сказала я. — Особенно и стараться не придется.
— Вы знаете, они хотят устроить в мою честь нгому? — Она махнула рукой, отгоняя дым. — Просто так, для меня. Обеда, как в тот вечер, когда мы принимали принцев, уже не получится. Все вещи упакованы.
— Я уверена, что все равно это будет чудесное зрелище. Они хотят прославить вас таким образом. Вы произвели глубокое впечатление на многих, и на них в том числе. Вас не скоро забудут.
— Недавно мне уже приснилась Дания. Я стою на носу огромного корабля, и Африка тает вдали.
— Надеюсь, вы вернетесь. Однажды.
— Кто может знать, что возможно, а что нет? Скажу честно, я никогда не думала, что я покину эти места. Именно это и значит мой сон. Не я покидаю Африку, а медленно, очень медленно Африка утекает от меня.
У меня перехватило горло, я судорожно проглотила слюну. Большой стол с каменной столешницей вынесли на веранду. Для меня он олицетворял собой самое сердце Мбогани. Старый гранит слегка поблек, его поверхность была испещрена мелкими рытвинками. Это неудивительно, он выдержал на себе столько званых обедов и ужинов. Бокалы с бренди, чашки с ароматным чаем, севрский и лиможский фарфор, ноги Дениса, а также его книги и руки — что только не побывало на этом столе. Карен сиживала за ним сотню тысяч раз. Чиркала спичкой, зажигая сигарету, и задумчиво смотрела в сторону, собираясь с мыслями. А затем, поправив шерстяную шаль, начинала говорить. Все эти картины промелькнули передо мной со скоростью звука. Мне было даже странно, что я стою здесь, в Мбогани, глядя на Карен и ее исчезающую на глазах ферму. После всего, что случилось между нами, что нас соединило, а потом развело в стороны. Но, говоря по чести, еще более странным было бы, если бы я не приехала. Мы сели на два плетеных стула, глядя на голубеющие вдали холмы Нгонга, так похожие на пять костяшек на согнутой человеческой руке.
— Я слышала, вы учитесь летать, — произнесла Карен.
— Да, для меня это было очень важно. Полеты вернули мне ощущение счастья.
— Вам двадцать восемь?
Я кивнула.
— Мне было столько же, когда я села на пароход и отправилась в Кению, чтобы выйти замуж за Брора. Как трагически непредсказуема жизнь, как все быстро меняется. Жизнь неожиданно поворачивается стороной, которой вы не ожидаете, даже не догадываетесь, что так может случиться. Меняясь, она изменяет и нас, так было всегда.
Она беззвучно провела пальцами по бархатистой траве.
— Я тоже всегда мечтала о крыльях. Возможно, даже больше, чем кто-то другой. Когда Денис в первый раз взял меня в полет, мы пролетели над нашими холмами, а затем направились к озеру Накуру. Там мы увидели множество зебр, и все они ринулись в тень, которую создавали крылья самолета.
— Там, наверху, испытываешь чувство абсолютной свободы, правда? — спросила я Карен.
— Но и абсолютной ясности, как я полагаю. Сейчас я понимаю. Только сейчас. С такой высоты видишь мелочи, которые не замечал до сих пор, которые от тебя скрывались. А то, что казалось знакомым, видится по-другому. Даже в ужасных вещах есть своя красота и форма. — Она взглянула на меня глубокими черными глазами, и я не могла оторваться от ее взгляда. — Вы сами знаете, Берил, Денис никогда не был по-настоящему вашим. Во всяком случае, не больше, чем моим. Он не принадлежит никому.
— О Карен…
У меня упало сердце. Я судорожно искала слова, но они как-то не находились.
— Я давно знала, что вы его любите, но как-то не хотелось смотреть правде в глаза. Возможно, вы поступали точно так же.
Это был ужасный момент, когда она вдруг сорвала покров с правды, тщательно скрываемой годами. Но я понимала, что это было необходимо. «Нам надо признаться друг другу, — подумала я. — Мы это заслужили. Хотя бы это».
— Я никогда не хотела что-то отнимать у вас. — произнесла я наконец.
— Вам это и не удалось. Я получила наказание свыше. За то, что хотела слишком многого.
Она снова посмотрела вдаль, на холмы, затем обвела взглядом вещи, выставленные на лужайке.
— Большое счастье имеет высокую цену. И я еще не расплатилась до конца. Мне еще платить и платить. Но, даже зная наперед, что все это неизбежно, я бы не отказалась ни от единой толики того, что прожила.
— Вы самая сильная из всех женщин, каких я знаю, — искренне сказала я. — Я буду скучать без вас.