— Вы знаете, — сказал он, — ведь это правда, что я провел большую часть жизни в погоне за выгодой, в поисках новых рынков, добиваясь увеличения производства, но вот уже несколько лет, как я слежу за нашим cash-flow только для того, чтобы мои акционеры не приставали ко мне, чтобы они были спокойны, всем довольны и не требовали слишком высоких дивидендов; меня же самого интересует теперь только власть.
— Власть денег, — сказал я.
— Нет-нет, не власть денег, — живо возразил Макгэнтер. — Если б вы знали, какую острую радость доставляет мне обвинение, которое бросает мне весь мир: вы свергли чилийский демократический строй! Вот это власть, вот это истинное могущество: создавать экономические и валютные кризисы, содействовать вооружению той или иной страны, натравливать их затем одну на другую — вот власть, какую не могут дать только деньги! Для этого нужна громадная организация, умение обрабатывать умы, формировать психологию боевых отрядов, да что я говорю — не боевых отрядов, а крестоносцев, завоевателей! И всеми этими возможностями обладает сейчас компания «Россериз и Митчелл-Интернэшнл»: мы уже близки к мировому господству. Между мной и нефтяным магнатом или самым богатым в мире банкиром нет ничего общего, даже если наши интересы и тесно переплелись: они могущественны потому, что богаты, а я могуществен потому, что деньги меня больше не интересуют, потому, что настанет день, когда я или мои преемники вынудим правительства предоставить компании «Россериз и Митчелл» право бросать в бой армии!
— Целые армии! — воскликнул я недоверчиво.
— Да-да! Это вас удивляет? Однако вы увидите. Наши владения во всем мире в конце концов окажутся под угрозой, ибо мы вызовем ненависть и зависть целых народов. Ни одно государство, даже Америка, не будет иметь ни средств, ни желания защищать эти владения, когда они подвергнутся нападению; посмотрите, куда привела нас война во Вьетнаме! Представьте себе, что везде: в Азии, в Африке, в Латинской Америке — нашим владениям будет угрожать опасность, наше влияние подорвано, наши агенты убиты! Да разве западные державы смогут, даже объединившись и создав коалицию, защищать наши интересы на шестидесяти или двухстах полях сражений вроде Вьетнама или Анголы? Средства государств слишком ограниченны, и к тому же у правительств не будет достаточно веских доводов: народы в конце концов потребуют отозвать войска и заключить мир; нет, западные демократии не способны нас защитить. Если же я организую защиту в мировом масштабе, соединив колоссальные средства трех или четырех самых мощных транснациональных компаний, если я вооружу отряды наемных солдат в разных странах, если заставлю хорошо оплаченных транснациональных боливийцев драться с боливийцами национальными, голодными и тощими, если я выставлю индонезийские полки против студентов из Джакарты и партизан — я буду торжествовать победу, стану властелином мира, и западные правительства, свободные от военных забот, смогут успокоить свои народы, заняться социальным законодательством, градостроительством и уличным движением. Тхиеу в Южном Вьетнаме — плохой пример: его поддерживало американское правительство, а так как мы поддерживаем это правительство, все думают, что и мы поддерживали его. Но это неправда. Я вам ручаюсь, что, если бы Тхиеу поддерживала коалиция транснациональных компаний, он выиграл бы войну — мы выиграли бы войну — давным-давно. Во Вьетнаме мы совершили ошибку, поддерживая Тхиеу лишь на том основании, что он не коммунист; это все уже устарело — критерием для поддержки служит совпадение интересов при установлении гегемонии нового типа. Порой нам приходится идти против антикоммунистических правительств и поддерживать коммунистические; к примеру, Кастро — сегодня я ничего не имею против Кастро. Вы думаете, я одобряю чилийскую хунту? Они не преступники, они просто идиоты, коалиция транснациональных компаний ни за что не стала бы поддерживать хунту.
— А кого бы она поддержала? — спросил я тихо.
— Не знаю, вероятно, она оставила бы этот вопрос открытым. Главная ее цель — овладеть землями, недрами, лесами, океанами и установить над ними власть правителей, не верящих ни в бога, ни в черта.
— Но когда вы были ребенком…
— Когда я был ребенком, — оборвал он, — я думал только об одном: как заработать деньги. Моя мать с утра до ночи лезла из кожи вон, чтобы дать мне возможность учиться, а по вечерам латала мою одежду. Я очень рано возненавидел весь мир: сыновей банкиров и промышленников — за то, что они трусы, лентяи и в лучшем случае болваны; выходцев из народа — за то, что они бедны и невоспитанны; сыновей коммерсантов — за то, что они ограниченны и малодушны; священников — за то, что они лицемерны; а позже я стал презирать и самих промышленников и банкиров — за то, что они жаждут лишь одного: превратить десять долларов в пятнадцать и удвоить площадь своих владений; потом я стал презирать и администраторов и работавших на меня директоров, потому что у них была только одна цель: понравиться мне, чтобы я повысил им жалованье с пятнадцати тысяч до двадцати тысяч долларов в год и число подчиненных им людей с трехсот до пятисот человек. Да, — заключил задумчиво президент «Россериз и Митчелл-Интернэшнл», — думаю, что, за исключением моей матери, я никогда никого не уважал, и сегодня я уверен, что был прав: люди, бывало, обманывали меня, сам же я никогда не обманывался.