Текст не был подписан. Прочитав его, я сидел в недоумении, нерешительно потирая подбородок. В недоумении — ибо я не вполне улавливал суть дела; нерешительно — ибо в качестве заместителя директора по проблемам человеческих взаимоотношений мне надлежало уяснить его и, соответственно, либо действовать, либо воздержаться. Какой интерес должен я проявить к подобному посланию? Какие последствия оно может иметь внутри предприятия? И прежде всего кто еще, кроме меня, получил его? Я понимал, что от этого будет зависеть мое решение. Снова свернув пергамент, я перевязал его зеленой с черным лентой и позвал свою секретаршу.
— Мадемуазель, — сказал я небрежно, — что это за свиток?
— Очевидно, какая-то реклама, мсье, кажется, все получили такие же.
— А, — сказал я, немного обеспокоенный, — и вы тоже?
— Да, он лежал сегодня утром на моем столе. Я его даже не развернула… А в чем дело? Что-нибудь серьезное?
— Нет-нет, — живо возразил я, — это скорее шутка, должно быть, просто розыгрыш. Благодарю вас, мадемуазель.
Таким образом, еще до того, как открылись двери кабинетов, свитки лежали на всех столах. Мой короткий разговор с секретаршей подтвердил одну из трудностей создавшегося положения: проявить повышенный интерес к этому делу означало приписать ему роль, которой оно, бесспорно, не заслуживало. И тут мне впервые пришлось призадуматься над содержанием текста. О чем, собственно, в нем говорится? Так, пустяки. Однако, читая его, я испытывал необъяснимое чувство. Мы уже привыкли к тому, что на нашем, как и на других крупных предприятиях, время от времени распространяются сообщения профсоюзов, политические тексты и даже революционные брошюры. Но мне никогда еще не доводилось видеть текст подобного рода. Отсутствие явной цели подсознательно встревожило меня больше, чем то, что было в нем изложено. Подумав несколько минут, я решил пройтись по отделам. Когда я закрывал дверь, мне неожиданно пришла в голову мысль о любопытном совпадении между появлением странного текста и смертью Арангрюда. В коридорах фирмы «Россериз и Митчелл» царило оживление. Подойдя поочередно к двум-трем группам администраторов, я убедился, что это волнение вызвано борьбой, начавшейся между кланом Рустэва и кланом Сен-Раме за овладение постом, который должен был занять Арангрюд, если бы он не погиб. Я зашел в одну из комнат бухгалтерии; там, как я понял, сотрудники были больше всего взволнованы несчастным случаем: разговорам об автомобильных катастрофах не было конца. Повсюду на столах я заметил свитки, но не увидел ни одного развернутого. Некоторые были даже брошены неразвязанными в мусорные корзины. Сотрудники, вообще мало склонные изучать бесчисленные рекламные объявления, ежедневно наводнявшие фирму, как видно, проявили к ним еще меньше интереса в этот день, когда всеобщее внимание было поглощено смертью помощника директора по «маркетингу» в Бенилюксе. Из этого я заключил, что лучше пока вообще не говорить о свитке. Однако я должен был сообщить о случившемся Сен-Раме и решил вернуться в кабинет, чтобы позвонить ему. Я застал у себя секретаршу и своего помощника, которые весело смеялись. Я понял, что так или иначе, но персонал не останется безразличным к этому посланию. Прежде чем позвонить Сен-Раме, я решил, согласно своим обязанностям, прощупать почву.