— Я попал в автомобильную катастрофу?
— Нет, — нерешительно говорит она, — просто в катастрофу.
Я закрываю глаза; меня, должно быть, немного лихорадит.
В то утро, несмотря на предыдущие бессонные ночи, я почувствовал, что должен явиться на работу более или менее вовремя, вместо того чтобы, набираясь сил, спать до полудня. И хорошо сделал, ибо, заворачивая на бульвар Вольтера, я наткнулся на полицейскую заставу, которая отводила в сторону уличное движение. Часть улицы Оберкампф между бульваром Вольтера и нашим зданием из стекла и стали была черна от народа. Я сразу заметил, что все, кто толпился на улице в этот час, были служащими нашего предприятия.
— Что здесь происходит? — спросил я у полицейского.
— Точно не знаю, — ответил он, — кажется, боятся, как бы не рухнуло вон то здание из стекла и стали, что высится на углу авеню Республики и улицы Оберкампф.
При других обстоятельствах я, несомненно, обратил бы внимание на необычные для полицейского язык в стиль речи, однако новость, которую он мне сообщил, была настолько ошеломляющей, что поглотила меня целиком.
— Я директор по проблемам человеческих взаимоотношений в этой фирме, — сказал я, показывая свое служебное удостоверение, — и несу ответственность за безопасность людей. Я должен пройти.
— Ладно, — сказал полицейский, — проходите. Желаю удачи!
Через несколько минут я уже смешался с толпой сотрудников; на этот раз они не были оживлены и веселы, а, напротив, казались очень озабоченными. Когда я подошел ближе к зданию, я увидел вторую цепь полицейских, сдерживавших толпу в десятке метров от главного входа. В открытую дверь беспрерывно входили и выходили пожарные. Весь штаб фирмы «Россериз и Митчелл-Франс» был в полном составе. На лицах были заметны следы бессонницы и усталости после безумной ночной экспедиции. Я подошел к Сен-Раме.
— Что произошло тут с тех пор, как мы на рассвете покинули предприятие?
Генеральный директор сделал гримасу — прежде я не замечал у него такого выражения, когда он встречался с серьезными затруднениями, но сейчас на лице его отразилась ирония и в то же время обреченность.
— А произошло то, что Рустэв чуть с ума не сошел, обнаружив в четверть десятого, что не только первая трещина здорово разошлась, но появились и масса других — почти на всех опорах фундамента.
— Однако я не понимаю, почему эксперты, с которыми консультировался Рустэв, не смогли определить причин этого явления?
— Видите ли, — пояснил Сен-Раме, — не всегда легко понять, отчего появляются трещины в зданиях; некоторые вполне обычны и потому никого не тревожат; архитекторы давно уже привыкли к трещинам, и часто проходит немало времени, прежде чем удастся определить их причины. Но положение осложняется тем, что сторож, видевший нас этой ночью, разболтал об этом персоналу, а большинство сотрудников в курсе нашей ночной экспедиции… Право, не знаю, чем все это кончится, — заключил генеральный директор задумчиво.
— А что здесь делают пожарные?
— Они проверяют с помощью экспертов Парижского муниципалитета и наших архитекторов, жизнеспособно ли здание, несмотря на все эти трещины.
Люди волновались. Кругом только и было разговоров что об экспедиции ответственных работников и руководителей фирмы, спустившихся ночью в подземелье. Вот когда я понял гениальность хода, сделанного обличителем. Действительно, его поступки привели наше предприятие на край гибели. Мысленно возвращаясь назад, я наконец-то разобрался в коварном механизме его действий. Этот человек избегал проторенных путей. Он отбросил все обычные методы: митинги, брошюры, саботаж, доносы и т. д. Он оставил стачки профессиональным союзам. Затем он точно определил свою цель, вначале для меня довольно неясную, но теперь я ее разгадал: он решил действовать на психику предприятия. У каждого предприятия есть не только тело — машины, аппарат управления, — несомненно, у него есть еще и душа, и разум. Точно так же, как и человек, предприятие поддается страху, предрассудкам, влиянию гипноза. Появление электронно-вычислительных машин, колоссальный рост транснациональных компаний не вызвали таких же изменений в людях, которые работали в них или управляли ими. Люди остались людьми, со всеми их слабостями. И вот вам результат: во время благоприятной и сравнительно спокойной экономической и социальной конъюнктуры одной из опор компании «Россериз и Митчелл-Интернэшнл» грозит гибель. И эта опора, наша французская фирма, лишилась рассудка. Из-за мелких и в сущности пустяковых причин руководители, которых прежде трудно было заподозрить в склонности к суеверию, вдруг повели себя крайне нелепо и предстали перед персоналом и прессой в самом удивительном и непонятном виде. На этом месте размышления мои были прерваны громким голосом, раздавшимся над толпой. Я вздрогнул и поднял глаза на здание из стекла и стали. Из окна моего кабинета Сен-Раме, воспользовавшись рупором Рюмена, обратился к толпе. Он был один. Собирался ли он повторить свои прежние выступления? Во всяком случае, он всех удивил. Об этом свидетельствовали недоумевающие лица Мастерфайса, Ронсона и Рустэва, стоявших неподалеку от меня. Что еще готовил нам генеральный директор вдобавок ко всем неожиданностям? Как он думает выйти из положения? Что собирается объяснить, персоналу?