«Отрекитесь! — орали палачи своим жертвам. — Отрекитесь, и вы спасете свою жизнь! Признайте свои ошибки, расскажите о своих преступлениях, и тогда виселицу вам заменят каторгой».
А Сен-Раме они твердили:
— Признайтесь, что чрезмерное напряжение на работе повредило вам рассудок; скажите, что под давлением Рустэва, угрожавшего выжить вас, вы решили восстановить свое положение в фирме, сея смуту среди ваших сотрудников, не затрагивая при этом ни заводов, ни торговых предприятий. Подтвердите то или другое, и тогда вы вернетесь с нами наверх, при условии, разумеется, что вы немедленно подадите в отставку под предлогом болезни. Ну говорите же, Сен-Раме, какого черта! Вы боялись Рустэва или нет? А может, с некоторых пор вы стали замечать у себя провалы в памяти, какие-то странные ощущения, головокружения? Когда вы говорили с персоналом, держа перед собой рупор Рюмена, разве вы не употребляли странных выражений и оборотов? Правда, Аберо? Расскажите-ка нам, Аберо! Господин заместитель директора по прогнозированию, клянитесь говорить правду, всю правду и только правду, поднимите фонарь и скажите: «Клянусь». Итак, вы признаете, что речь Сен-Раме в тот день была совершенно бессмысленна? А на кладбище, вы помните, Ле Рантек, что произошло над могилой покойного Арангрюда? Подойдите сюда, господин секретарь генеральной дирекции, и дайте присягу — вы тоже поднимите фонарь и расскажите нам, как Сен-Раме ссылался на Толстого — и это на могиле директора по «маркетингу»! Какой бред! Неужели человек, создавший во Франции «маркетинг» для колбасных изделий в целлофановой упаковке, каждой год в отпуске перечитывал этот толстый классический роман? И к тому же еще интересовался молодыми неизвестными поэтами? Бред! Что может быть общего между вздохами Анны Карениной и окороками Корвебона? Сущий бред! Верно, Ле Рантек? К тому же все это вранье, любой может подтвердить, что это ложь, правда, Вассон? Дайте присягу, Вассон, клянитесь говорить правду во имя Соединенных Штатов Америки, оплота поруганных свобод; поднимите фонарь и скажите: «Клянусь!» Ну же, Вассон! Вы хорошо знаете семью Арангрюда? Сколько раз вы переспали с его женой? Шесть? Спасибо, Вассон!
— Это ложь! — возмутился я.
— Защита сможет говорить сколько захочет, когда ей будет дано слово! — прорычал Макгэнтер, выписывая в темноте арабески фонарем. — А сейчас слово предоставляется свидетелям обвинения. Итак, Вассон. Читал ли Арангрюд Толстого? Спасибо, Вассон. И правда, зачем бы он стал читать Толстого? А вы, Рустэв? Вы, дорогой Андре, которого мы назначаем отныне генеральным директором фирмы «Россериз и Митчелл-Франс», поднимите фонарь и скажите нам, что Сен-Раме собирался сделать с нашим cash-flow? Расскажите, как он ошибался в своих расчетах. Как скрывал он свои ошибки или собирался их скрывать. Ну же, Адамс, поднимите фонарь и разъясните нам механику фальсификации счетов! А как этот господин целых два года дурачил нас! Слушайте, администраторы «Россериз и Митчелл-Франс», слушайте хорошенько! Вы все слышали? А теперь я прошу Аберо снова выступить перед судом. Пусть он нам скажет, да, пусть скажет, раз уж он спал с мамашей Сен-Раме, что она шептала ему на подушке!
— Ха-ха! На подушке! — подхватили хором семь или восемь голосов.
Аберо остановился перед поверженным генеральным директором и сказал:
— Вот уж почти год, как от бессилия он прибегает к самым гнусным выдумкам.
— Частная жизнь Анри Сен-Раме, — запротестовал я, — не представляет для нас никакого интереса.
— Как это — не представляет интереса! — воскликнул Макгэнтер. — Когда человек сходит с ума, это проявляется и в постели, и в рабочем кабинете! Продолжайте, господин заместитель директора по прогнозированию.
Аберо с удовольствием изложил все подробности супружеских отношений Сен-Раме, которые, по его мнению, доказывали, что тот сошел с ума. Описание было по-истине омерзительно.