— Мсье, — произнес я довольно сухо, — я не могу ответить на ваш вопрос, ибо никто не может на него ответить. Однако раз вы настаиваете, чтобы я непременно высказал свое мнение, то вот что я думаю: либо мы имеем дело с розыгрышем, и в таком случае я полагаю, что это вмешательство извне, например выпад группы ультралевых студентов, которые решили высмеять способности некоторых деятелей нашей эпохи; этим деятелям и в самом деле хотелось бы верить, что Пифагор, Ньютон, Эдисон и Фарадей жили и трудились лишь для того, чтобы мир, воспользовавшийся их гениальными открытиями, мог делать деньги — без них и правда не было бы заводов; либо мы имеем дело с новой формой подрывной деятельности, соответствующей интеллектуальному уровню пролетариата гигантских предприятий, то есть массы служащих и главным образом тех, кто упаковывает и продает; в таком случае я думаю, что автор текста работает у нас и что он человек образованный или претендует на это. По поводу этого второго случая я придерживаюсь мнения, что, если мы не найдем виновного, дело может принять большой размах. И наконец, мсье, смею вас заверить, автор этого текста — не я.
Они уставились на меня, ошеломленные, а потом громко запротестовали. Тактичная госпожа Сен-Раме предложила мне ликеру. Адамс Дж. Мастерфайс, положив сигару, сказал:
— Мне нравится ваша манера отвечать. Если сегодня вечером вы находитесь среди нас, то лишь потому, что мы встревожены этим случаем, зато теперь мы хорошо знаем, что в Париже у нас один из лучших специалистов по проблемам человеческих взаимоотношений. Единственный человек, который превосходит вас, находится в Сан-Франциско, или, как мы говорим, во Фриско, и не уступает вам лишь потому, что у него больший опыт. Но скоро, дорогой мой, вы тоже ему не уступите; правда, Берни?
И он подмигнул. Берни Ронсон слегка тряхнул головой. Сен-Раме помахал мне рукой в знак особого расположения. Итак, мы пришли к гипотезе, которая возникла у меня в начале вечера: я оказался человеком проницательным, это уже признано, и фирма рассчитывает на меня — я должен помочь раскрыть тайну. Однако я был начеку. Они заставили меня зайти слишком далеко, чтобы я рассыпался в благодарностях.
— Как вы думаете вести расследование? — спросил Сен-Раме.
— Поначалу фирма должна вести расследование собственными средствами, тем более что за первым текстом, судя по всему, последует второй.
— Второй свиток? — воскликнул Мастерфайс.
— Вполне возможно, — ответил Сен-Раме, — автор намекает на это.
— У меня свое мнение об этом тексте, — решительно заявил Мастерфайс. — По-моему, это просто шутка.
И тут случилось нечто ужасное. Бетти Сен-Раме, становившаяся на моих глазах все бледней, почувствовала себя совсем плохо. Она задрожала всем телом, выронила стакан и рухнула на ковер. Корчась, она каталась по полу и тяжко стонала. На губах у нее выступила пена. Мы все перепугались. Госпожа Сен-Раме позвонила доктору. Состояние девушки ухудшалось с каждой минутой. Она начала бредить. Я услышал бессвязные слова: «Простите, Данте… рай… демон… сорок пять долларов десять центов… да здравствует Лос-Анджелес… ноль…»
Вскоре приехал врач. Он не разрешил перенести девушку в ее комнату и осмотрел при нас. Закончив осмотр, он сказал:
— Скверное дело, надо отправить ее в больницу. — И, повернувшись к Сен-Раме, добавил: — Я должен сообщить вам нечто очень серьезное. Вы можете поговорить со мной с глазу на глаз?
Сен-Раме заявил:
— Мне нечего скрывать от моих гостей.
Я не знал, куда деваться от смущения.
— Так вот, мсье, ваша дочь — наркоманка, вам это известно?
— Нет, — пробормотал генеральный директор. — А вы в этом уверены, доктор?
— Да, мсье, не только уверен, но должен сказать, что она в очень тяжелом состоянии… Сколько ей лет?
— Семнадцать.
— Чем вы занимаетесь, мсье?
— Я руководитель фирмы «Россериз и Митчелл-Франс».
— С чем вас и поздравляю. Уже не впервые мне приходится сталкиваться с подобными случаями. На прошлой неделе подобный случай был с сыном директора Регионального европейского банка. В конце концов я начну думать, господа, — сказал он, ни к кому не обращаясь, — что вы руководите вашими делами лучше, чем вашими детьми.
Никогда врач высокого ранга не позволил бы себе такого вольного обращения. Но госпожа Сен-Раме в спешке вызвала первого попавшегося врача; впоследствии я узнал, что он практикует в бедном квартале.
Сен-Раме, обычно такой находчивый, на сей раз промолчал. Американцы, присутствовавшие при этой сцене, ничего не понимали, ибо их международный либерализм не доходил до изучения языка страны, в которой они зарабатывали деньги. Элементарная вежливость требовала, чтобы им перевели хотя бы самую суть разговора и мне было крайне неприятно, когда Сен-Раме поручил мне выполнить эту миссию.