Вот тут-то я и был назначен директором. Само собой, я говорил по-английски. Умы были до такой степени взвинчены всеми перипетиями, представляющими угрозу фирме, что моя речь, за которую в обычное время меня просто отправили бы в сумасшедший дом, не только польстила начальникам, но и взбудоражила их. Я заметил, что американский сыщик смотрит на меня уже по-иному, и пожалел, что здесь нет французского детектива. Адамс Дж. Мастерфайс встал и сказал:
— Великолепно! Я вновь открыл вас сегодня! Теперь я убедился, что вы ни в чем не уступаете директору по проблемам человеческих взаимоотношений в Сан-Франциско! Анри, Берни, Андре, давайте назначим его директором! Какого черта, почему он до сих пор ходит в заместителях! Назначим его директором! Назначим! — вскричал он, все больше распаляясь.
— Да, да, назначим! — хором подхватили остальные.
После обычных поздравлений они вышли из комнаты очень довольные. Рантек остался неподвижно сидеть на месте. Он был бледен и все еще не мог прийти в себя после столь бурного развития событий; казалось, он спрашивал себя: а было ли на самом деле то, что он только что пережил. Наконец он поднялся, вытер лицо носовым платком и протянул мне руку.
— Я тоже поздравляю вас, — сказал он упавшим голосом, — но мне надо подумать, я пойду к себе.
Он ушел. Я вытер лицо и открыл окно. Свежий ветерок ласкал мне кожу. Вдали, позади зданий, я увидел детей, игравших в школьном дворе. Я закурил сигарету. Странная тишина окутала здание фирмы, обычно такое шумное. Движение внизу на улице показалось мне неестественно замедленным. Меня охватила усталость. Я вдруг осознал, что произошло важное событие. И тут я подумал не о моем неожиданном повышении, а о том языке, на котором я говорил в течение почти часа. Как странно! Обычно такие сдержанные, американцы, Сен-Раме и Рустэв почти пели: «Назначим его, назначим его!» Они готовы были прыгать от восторга. Сам я не решался даже повторить произнесенные мною слова. Сравнение сотрудников со средневековыми рыцарями казалось мне сейчас просто нелепым. Уж не были ли все мы пьяны?
Я высунулся в окно. Справа от меня раскинулось кладбище. Не притаилась ли там змея с длинным зеленоватым хвостом? Уж не смеется ли в эту минуту злой дух во мраке подземелья под зданием, убедившись, что болезнь поразила даже наш язык? А через неделю, со страхом думал я, того и гляди, сотрудники фирмы «Россериз и Митчелл» будут уже не говорить, а распевать? Кто же будет дирижировать этой дьявольской оперой? Где притаился тот, кто положил начало ужасным событиям?
Сегодня вечером, когда я пишу эти строки, мне совсем не хочется спать, хотя меня очень утомила литературная работа. Слишком свежо еще воспоминание об этих минутах, и страшные видения встают передо мной. Ночью меня, очевидно, будут преследовать кошмары, и я буду вскакивать, разбуженный клокотанием отвратительных водоворотов, леденящим холодом грохочущих водопадов — предвестниками надвигающейся истерии.
Итак, это было в то время, когда богатые страны, ощетинившиеся заводскими трубами и битком набитые магазинами, открыли наконец новый закон и создали проект, достойный тяжких усилий, выпавших на долю человека за многие тысячелетия: превратить весь мир в единое гигантское предприятие.