Люди, теснившиеся в те времена у кормила власти, отличались изворотливостью ума, обширными познаниями и отработанной методикой управления; они очень кичились своим превосходством, равно как и своей философией, которая сводилась к следующему:
а) мы производим и упаковываем машины у себя и продаем их также у себя;
б) потом мы продаем наши машины за границу тем, у кого есть деньги, чтобы их покупать;
в) мы производим и упаковываем машины в странах, где живут те, у кого есть деньги, чтобы их покупать;
г) почему бы не производить и не упаковывать наши машины в бедных странах, чтобы они обходились нам дешевле?
д) если поразмыслить, то почему бы не производить винты для наших машин там, где они стоят дешевле, болты — там, где они стоят дешевле, собирать машины там, где это стоит дешевле, упаковывать их там, где упаковка стоит дешевле?
е) и, наконец, зачем ограничивать себя производством машин? Почему бы при таких доходах не покупать на все заработанные деньги все, что продается? Почему бы не превратить нашу промышленность в гигантское акционерное общество?
Бездушность этой философии была прикрыта показным альтруизмом. Ведь строительство заводов и зданий на всем земном шаре давало работу и питание скудно обеспеченным народам, ускоряло их движение по пути прогресса и благосостояния. Вот почему люди, которые, производя, упаковывая и продавая, обеспечивали процветание человечества, в конце концов задались вопросом: а нужны ли вообще политические ассамблеи и правительства? И вот что ответили эти неопатриции, воистину проникшие в тайны человеческой души: «Мы производим, упаковываем и продаем, мы создаем богатства и отдаем значительную их часть политическим институтам независимо от того, избраны они свободно или нет, а те в свою очередь их перераспределяют. Эти богатства мы не хотим распределять сами, ибо тогда мы оказались бы в положении и судей, и подсудимых. Таким образом, мир после стольких потрясений и тысячелетних раздоров нашел наконец единственно правильный путь: производить, упаковывать, продавать, а потом распределять полученную прибыль. Короче говоря, так же, как во времена доисторические, церковь была отделена от государства, в наши дни правосудие будет отделено от экономики. С одной стороны, это принесет много социальных благ, с другой — много денег. В некотором роде власть светская, так сказать, будет принадлежать предприятиям и банкам, а власть духовная — правительствам. Соборы, церкви, синагоги уступят свое влияние министерствам. Будем производить и упаковывать мирно, — кричали они, — и продавать свободно, а взамен получим мир и свободу!»
Подобное величие души не оставило безразличными народы и государства. И жители Соединенных Штатов Америки предстали перед всем миром как народ избранный. Адрес земли обетованной переменился. Иерусалим мало-помалу был вытеснен Вашингтоном. Что касается политики, то она приспособилась к новой религии и создала своих великих священнослужителей. Чего стоил бы руководитель, который не умел бы ни прочесть, ни понять скрижалей Нового Завета? Тогда в советах директоров появились люди нового типа, весьма компетентные, способные хорошо управлять как любым административным органом, так и любым предприятием или компанией. Слово «управление» разорвало многовековые путы, сбросило свои лохмотья и предстало в золотом плаще перед ошеломленными гражданами и гражданками. Прежде о каждом человеке хотели знать, кто он: христианин или еретик, правый или левый, коммунист или англиканец. Во времена, о которых я говорю, хотели знать только одно — хороший он или плохой администратор.
Компания «Россериз и Митчелл» была одной из жемчужин этой цивилизации. Благодаря ее машинам, заменившим человеческий труд, были произведены грандиозные работы во всем мире, и там, где под ногами Моисея вздымалась только пыль, теперь рос хлеб. Миллионам школьников внушали, что, если они будут хорошо учиться, потом им, может быть, повезет и их наймет какая-нибудь фирма вроде «Россериз и Митчелл-Интернэшнл». Молодежи говорили: «В тот день, когда весь мир станет единым гигантским предприятием, никто не будет больше никогда голодать, никто не будет испытывать жажды, никто и никогда не будет болеть».
Вот как обрабатывались умы в индустриализованном мире, когда во французском филиале гигантской транснациональной компании произошло некое событие.