Бриньон слушал меня с явным интересом и несколько сдержанным удивлением, которое вызвала у него моя тирада, он был озадачен и сосредоточенно потирал подбородок.
— Итак, Бриньон, — настаивал я жестко, пользуясь своим преимуществом, — куда вы пойдете, если вас уволят? Станете ли вы объяснять другому Сен-Раме, что у «Россериз и Митчелл» все сошли с ума и вы сбежали от этого безумия? Чтобы на следующий день прочесть в ведомственной газете, что Порталь занял ваше место, а Самюэрю получил должность, предназначенную Арангрюду? И это в тот момент, когда ваше жалованье вот-вот должно было взлететь на головокружительную высоту? Почему бы вам не ответить на мой вопрос об обществе потребления?
Бриньон почувствовал перегиб и кинулся в атаку:
— Вы все твердите об обществе потребления, но сами-то прежде всего пользуетесь его благами. Так что же вы имеете против него?
— Ничего, Бриньон, ничего, но между нами есть существенная разница: сейчас меня уполномочили защищать это общество и добиться от вас, чтобы вы подражали голосу нашего генерального директора, а уж если мы до этого дошли, значит, и вы, и я, и другие подобные нам деятели, видимо, совершили немало ошибок. В самом деле, мы обречены производить какую-то продукцию — все равно какую, лишь бы она была новой, — в противном случае наша система рухнет, ибо так уж она устроена, что на нее влияет малейшая слабость, малейшая осечка. Промышленник, который не может каждый год выпускать новые образцы продукции и находить новые рынки сбыта, обречен. Считаете ли вы нормальным непрерывно изобретать разные новинки не для удовлетворения потребности общества, а для питания механизма экономики? Считаете ли вы нормальным, что наши менеджеры и чиновники наших финансовых ведомств беспрерывно говорят о сигнальных огнях и пультах управления? Да разве экономическое общество — что-то вроде «Боинга-727»? Как будто все забыли, что если самолет летит, то лишь для того, чтобы перевозить пассажиров из одного пункта в другой, и только это оправдывает его существование. И если надо следить за сигналами на приборной доске, то лишь для того, чтобы самолет не рухнул, — это в порядке вещей, но не является самоцелью. Цель самолета — не просто летать, Бриньон, это лишь его функция. Мы стали жертвами гордыни и отсутствия воображения у экономистов последнего двадцатилетия — вот что мне хотелось услышать от вас, Бриньон. Вот что делает предприятия непрочными, а правительства — все более и более циничными и авторитарными. Счастье потреблять неустойчиво и тревожно. Первый попавшийся идиот, написавший обличения, нарушил равновесие производительных сил, нацеленных на искусственное развитие, пренебрегающее общественным благом и интересами слабых народов, у которых грабят их богатство, сырье. Политическая власть почти везде слагает свои полномочия, ее место занимают ожесточенные революционные выступления разочарованной молодежи, против которой не всегда можно двинуть полицию. Нервы нашего общества, Бриньон, напряжены, и не много надо, чтобы дремлющий и успокоенный, словно после причастия, народ оказался беззащитным перед диктатурой. Поверьте мне, безудержное сверхпотребление и всеобщая инфляция, с которой министры финансов обращаются как с хитроумным, но неопасным сообщником, приведут к гибели западные демократии. И, возможно, недалек тот день, когда Соединенные Штаты Америки поспешно направят свои военно-морские силы в Эр-Рияд или Триполи. А вообще-то, Бриньон, кто докажет мне, что не вы обличитель? Кто может поклясться, что обличитель не скрывается под личиной одного из сотрудников нашей администрации? Самозванец — сумасшедший, это правда, но, Бриньон, разве вы и ваши коллеги защищены от безумия подобного рода? Я не специалист ни в экономике, ни в политике, и все же я решил изложить вам свое мнение гражданина. Быть может, оно совпадает с вашим? В таком случае и вы и я могли бы быть превосходными обличителями.