вдохновляющие примеры: от картин голландских живописцев до фотографий принцесс и цветов
от Ричарда Аведона. В центре всего этого – чѐрно-белый портрет Авы: голова повернута набок и
совершенно неподвижна среди кучи экзотических фруктов и ягод. Эта картина выглядит очень
мирной, если не задумываться над тем, почему голова девушки обрита на лысо, и не замечать
отсутствующий взгляд еѐ глаз.
Мисс Дженкинс долго изучает мой проект.
– Ты передала еѐ красоту, Тед, – говорит она.
– Еѐ голова рассказывает историю о трудностях, но, в целом, это ободряющая картина. На
самом деле она напомнила мне фотографа Сэм Тейлор-Вуд.
Учительница отходит к компьютеру и копается в интернете, пока не отыскивает нужное
изображение. Оно называется "Автопортрет в однобортном костюме39 с кроликом". Мисс
Дженкинс проецирует изображение на доску, и мы разглядываем его. Это действительно женщина
в костюме, держащая нечто, похожее на длинношерстного кролика, и рисующая портрет самой
себя.
– Уверена, вы уловили игру слов, – говорит мисс Дженкинс.
39 Single-Breasted – однобортный – о костюме; также можно сказать, что имеется в виду одна грудь.
– В то время она страдала от рака груди, и готова была вот-вот потерять грудь и волосы.
Это еѐ ответ болезни. Твоя работа схожа с ней, Тед.
– Скорее стырена, – бубнит сзади Натан Кинг.
Дин тыкает его карандашом. Он, может, и побаивается меня сейчас, но по крайней мере
лоялен.
– Это не так, – поправляет Натана мисс Дженкинс.
– Просто использован похожий подход. И Сэм Тейлор-Вуд – весьма уважаемый
современный художник. Думаю, Тед стоит гордиться таким сравнением. Хорошая работа.
Для своего проекта я выбрала наиболее художественный портрет Авы, но на самом деле
мы сделали очень много фотографий. Мне нравится та, на которой сестра изображает ананас,
поставив подбородок на неглубокое блюдо и повесив на уши пару виноградных гроздей. А ещѐ
есть очень убедительное манго (левая щека лежит на столе, взгляд направлен на стоящую рядом
миску с малиной). И внушительное большущее авокадо (на столе – правая щека, много зеленых
теней, а сверху устроилась связка бананов). К сожалению, мы тогда так смеялись, что у нас вышло
довольно пугающее авокадо – с учетом обстоятельств – очень зубастое.
Изображения вышли довольно сюрреалистичными и весьма в стиле Мэн Рэя, но мы
решили, что экзаменационная доска не готова к "пациенту химиотерапии, изображающему
большие фрукты". Вместо этого Ава разрешила мне разместить их в моем новом блоге, где я
экспериментирую с разными стилями фотографии. Это всего лишь начало, но я в восторге. Мне
всѐ ещѐ хочется быть частью этого сумасшедшего мира искусства, с которым я столкнулась, но на
этот раз я сама буду решать, что красиво, а что нет. Однажды у меня будет выставка в Нью-Йорке.
И я хочу, чтобы на еѐ открытии Ава была со мной.
Потому что происходящее с ней сейчас – лишь краткий эпизод в еѐ жизни, который
подходит к концу. Вот что мы говорим сами себе. Вот во что мы должны верить.
Глава 40.
В пятницу – последний сеанс радиотерапии. Ава планирует пойти вместе с Джесси,
который остался в городе специально, чтобы поддержать свою девушку на этом завершающем
этапе. Я практически не общалась с сестрой в последние дни, потому что она почти всѐ время
проводит у Ника дома вместе с Джесси, или они отправляются вдвоѐм на свои обжимательные
свидания, или Ава утаскивает Джесси в кинотеатр на просмотр старых фильмов, знакомя его со
своими любимыми звѐздами экрана.
Я думаю, что их отношения и дальше будут такими же, как сейчас. Конечно, Джесси
вернѐтся в Корнуэлл, но они снова смогут нормально общаться на расстоянии, как обычно. Если
предположить, что результаты лечения и обследования будут именно такими, как нам хотелось
бы, то можно сказать, что лечение завершено. Если Ава попадает в 90% счастливчиков. Это ведь
действительно большое число, 90%. Полагаю, попавшие в оставшиеся 10% должны проходить
через все эти мучения заново, и я даже не хочу думать о том, что такое может произойти с нами.
Но 10% это крошечная часть. Вот что я продолжаю твердить сама себе.
Разумеется, дома мы не обсуждаем эти 10%. Но кое-что изменилось. Мы не говорим об
этом между собой. Мы знаем, что каждый думает и волнуется об этом, и каким-то образом мы