согласилась выпить с ними горячего шоколада. Но они, наверное, где-то застряли, потому что я
опаздываю на десять минут и не обнаруживаю их присутствия.
– Тед?
Страшно знакомый голос. Прямо у меня перед носом – голова с растрепанными волосами,
очки и забрызганная краской куртка. Каждая деталь одежды в краске... Мне начинает казаться, что
он специально так делает.
– Ник?
– Ты здесь сестру свою ждѐшь? – спрашивает он.
– Угу.
Он кивает.
– Присаживайся. Если не возражаешь. А я жду Джесси. Это какое-то недоразумение,
наверное.
Он умудрился занять круглый столик у окна. Это лучшее место в зале, и было бы довольно
глупо идти куда-то ещѐ, поэтому я неловко присаживаюсь рядом с ним. Мы оба пялимся в окно,
не произнося ни слова, если не считать мой заказ горячего шоколада, когда подходит официантка.
Проходит пять минут. Затем десять. Видимо, губы Авы ещѐ больше потрескались от внимания
Джесси. Наверное, эта парочка потеряла счѐт времени. Я мечтаю об их появлении. Уверена, Нику
неприятно сидеть рядом с самой злобной моделью, с которой он когда-либо сталкивался, да и я бы
предпочла быть где угодно, чем рядом с его задумчивым лицом.
Он смотрит на часы. Они у него Диснеевские, с Микки Маусом, у которого руки-стрелки.
Не инкрустированные драгоценными камнями, не дизайнерской работы, чего я могла бы ожидать
от парня, который живѐт практически по соседству с королевой. Он искоса глядит на меня, и я
притворяюсь, что не смотрела на его запястье. Потом я смотрю снова. Руки Микки соединяются,
когда проходит ещѐ пять мучительных минут.
В конце концов, Ник откашливается.
– Слушай, Тед, я знаю, что ты наверняка обо мне думаешь.
Я выпучиваю на него глаза. Я действительно думала, что мне очень нравятся его часы. Но
суть не в этом.
– Нет. Речь о том, что ты обо мне думаешь? – поправляю я его. – Не переживай. Ты
выразился предельно ясно.
Он снова откашливается.
– Эм, Ава рассказала мне о фотосессии. Я полагал, что ты вернѐшься по своему
съѐмочному графику, а не... как вышло. И она сказала, что ты оказалась там в первую очередь из-
за неѐ.
– Серьѐзно?
– Ага. А ещѐ, что она всѐ время подталкивала тебя на совершение этих безумных
поступков, и теперь ей жаль, но ты была такой... поразительной.
– Она так и сказала?
– Да. Она много рассказывает о тебе. Полагаю, это потому... это потому, что я сам
спрашиваю.
Мы долго, очень долго молчим, за это время успевает остыть мой горячий шоколад,
четверо посетителей заходят и уходят из кафе – никто из них не является Авой и Джесси – а я
пытаюсь убедить себя в том, что Ник спрашивал обо мне из простого любопытства, насколько же
я злобное существо. А не по какой-то другой причине. И в его глазах сейчас светится отвращение,
а не... не что-либо ещѐ, что я даже не осмеливаюсь вообразить, потому что моѐ сердце
выскакивает из груди при мысли об этом. Я могу испытывать ненависть к Нику Споуку, но моѐ
сердце – нет. Моѐ сердце представляет себе каждую чѐрточку его лица, его волос, его одежды,
голоса, даже то, как он небрежно произносит слова, вопреки всем моим попыткам успокоить
беспокойный орган.
– И, полагаю, я всѐ спрашивал и спрашивал о тебе, потому что... ты обворожительна, Тед.
Я хочу сказать, что красивые девушки обычно ужасно скучные, но ты даже и не представляешь,
насколько ты великолепна. И как только я подумал, что всѐ налаживается, ты улетаешь в Нью-
Йорк, такая же скучная, как и подавляющее большинство. Но ты сбежала. Почему?
Я практически уверена, что, если попробую сейчас что-то сказать, не смогу произнести ни
звука. Мозг пытается переварить слишком много информации, в том числе "красивая" и
"великолепная". От парня, чья мать ежедневно работает с супермоделями. Однако дар речи всѐ-
таки каким-то образом возвращается ко мне. Не красноречие, но все же хоть что-то.
– Я просто не могла этим заниматься. И... из-за тебя. Ты сказал мне, что я нужна Аве.
Ник вздрагивает от воспоминания.
Он склоняется в мою сторону. Смотрит на мои губы. Наверное, у меня на них пена от
горячего шоколада или ещѐ что-то, но я не могу пошевелить даже пальцем, чтобы привести себя в
порядок.
– Я был идиотом, – бормочет Ник. – А ты – самая...
Затем его губы накрывают мои, и всѐ моѐ тело воспламеняется. Это продолжается совсем
недолго, потому как Ник встревожено отстраняется, чтобы посмотреть на мою реакцию. Но мои