– я пытаюсь издать звук, похожий на хитроумный сигнал или на поезд, входящий в туннель, и
нажимаю на кнопку "отключиться".
Это, наверное, редкий случай для супермодели. Интересно, заговорит ли она со мной когда-
нибудь снова.
– Боже мой, Тед, ты розовая, – говорит мама. – Здесь жарко? Она узнала, что хотела?
– Кто?
– Дейзи.
– О, да. Она запуталась с... французским.
Я горжусь тем, что выдумала это на ходу, особенно в сложившихся обстоятельствах. Я
думаю это потому, что я не поняла и четверти того, что сказала Кассандра.
Когда мы остаемся одни вечером, Ава садится на край своей кровати и просит описать, что
именно произошло во время звонка.
– Хорошо, на самом деле, – признаюсь я, – многое было непонятным. Это как изучать
новый язык.
– Кому ты рассказываешь, – вздыхает она. – Линии Хикмана. Флеботомия. Преднизон.
– Ха! Как насчет просмотр? Портфолио? Кампания? Я думаю, что они имеют в виду
рекламу, но звучит как война.
– Как насчет крови? Имею в виду мою кровь. Много моей крови в маленьких бутылочках.
Я не могу перестать хихикать.
– Марио Тестино.
– Кириллос Христодулу.
– Кириллос?
– Его первое имя, – говорит она. – Греческое.
– Линда Евангелиста.
– Видишь! Ты знаешь, кто она.
– Нет. Не знаю. Кто?
– Боже, Ти! Она – супермодель восьмидесятых. Канадка. Она была очень известна.
– О. Тогда что с ней случилось?
– Понятия не имею. Она все ещѐ может сниматься.
Интересно, что же обычно происходит с моделями? Вы вряд ли когда-нибудь видели
фотографии старушек. Может быть, они в конечном итоге оказываются на яхтах на Багамах, пьют
чай с дизайнерами и выходят в свет с рок-звѐздами. Что ещѐ они могут делать?
– И что? – спрашивает Ава насмешливо.
– И что? – отвечаю я, делая вид, что понятия не имею, о чѐм она.
– Почему ты краснеешь? Почему не смотришь мне в глаза? Почему ты не кружишься по
комнате, говоря мне, какие они сумасшедшие? О чѐм ты думаешь?
После звонка я много думала, отчасти о моей обуви. Ава говорит, что модели носят
красивую одежду, что означает, что их обувь не поступает из благотворительных магазинов. Кроме
того, я размышляю о Дине Дэниэлзе и Кэлли Харвест. О Кэлли, которая с десяти лет хочет быть
моделью. Представьте себе, если бы я стала моделью. Она бы, наверное, взорвалась.
Я понятия не имею, почему Модел Сити выбрали меня. Я не понимаю почему. Но факт в
том, что они действительно выбрали меня, и всѐ теперь видится по-другому. Если я попытаюсь
стать моделью во время летних каникул, я больше никогда не буду ―девушкой в трусиках‖. На
самом деле то, что я застряла в Лондоне на целое лето, может быть исправлено позированием перед
кирпичными стенами и враньем родителям.
Ах, да. Забыла об этом моменте. Ава по-прежнему смотрит на меня, ожидая ответа.
– Я думаю о разрешении, – вздыхаю я. – Я должна получить настоящее одобрение от папы
с мамой, а не только твое вранье по телефону.
– Правда, – соглашается Ава. – Итак, ты передумала? Хочешь продолжать?
Я киваю. Меня так легко убедить. Я бы хотела быть более холодной и решительной, но я
больше ―плыву по течению и смотрю, куда оно меня вынесет‖, и оно несѐт меня в интересном
направлении. Вернее будет нести, если в итоге мама и папа не станут чем-то вроде плотины,
останавливающей меня.
– Не беспокойся о них, – говорит Ава уверенно. – У меня всѐ получится. Поверь мне.
И снова, несмотря ни на что, я верю.
Глава 13.
Слабое место в плотине, по словам моей сестры, – это папа. В субботу утром, как только
мама ушла на работу, мы начинаем его обрабатывать. Я иду первой.
– Э-э, пап, – говорю я, заходя на кухню, где он моет посуду. – Мне может быть
понадобится твоя помощь.
Он оглядывается и улыбается.
– С чем, любимая? Если это опять математика, не думаю что смогу помочь. Эти
статистические методы выше моего понимания.
– Это не математика, это модельный бизнес.
Я объясняю про звонок Кассандры. Он громко ругается, размахивая руками в нелепых
желтых резиновых перчатках, и роняет тарелку. Она разбивается. Мы решаем продолжить разговор
за обеденным столом, подальше от хрупкого фарфора. Ава присоединяется к нам, выглядя бледной
и слабой этим утром, но решительной, чтобы поддержать меня.
– Но послушай, любимая, ты уверена, что они настоящие? – подозрительно уточняет папа.