то ремне и с несколькими серѐжками.
– Это Сержио. Он позаботится о вас. – Говорит она, краснея от стыда. Я надеюсь, что Ава
не видела выражения еѐ лица.
Мы следуем за Сержио к стулу в задней части салона. Он надевает накидку на плечи Авы и
усаживает еѐ. Мы все смотрим на еѐ пятнистую голову в зеркале и еѐ пятнистые щеки, ещѐ красные
от слѐз в такси. Я, как и обещала, держу еѐ за руку. Сержио выглядит не очень уверенным.
– Насколько коротко вы хотите?
Сообщение не дошло до адресата. Так спокойно, как могу, я снова объясняю, что нам
нужно побрить Аву налысо. У нас не особо много вариантов. Если оставить волосы сзади, это
будет выглядеть неоднородно и глупо. Глаза Сержио расширяются, но он кивает. Парикмахер
отходит, чтобы взять бритвенную машинку и прочие необходимые для стрижки вещи. Тем
временем, Ава стискивает мою руку.
– Останься со мной.
Я смотрю на неѐ в зеркале, где еѐ напуганные глаза кажутся огромными.
– Конечно, я останусь с тобой.
Не отпуская еѐ руку, я подтянула свободный стул поближе к ней и присела. Кажется таким
неправильным, что Ава вынуждена расстаться со своими прекрасными волосами, тогда как на моей
голове по-прежнему умещается воронье гнездо и выглядит совершенно безнадежно. Мне никогда
не нравились мои волосы.
Это дает мне другую идею.
– Сделаем это вместе.
– Что?
– Я тоже подстригусь. Будет проще, если мы сделаем это вместе.
– Не будь дурочкой, – говорит она. Но я замечаю новое выражение на еѐ лице. Кроме
страха, появляется любопытство. Любопытство ей больше идѐт. И мне тоже интересно. Странное
возбуждение.
– Да ладно тебе! Всего лишь маленькое приключение.
Поэтому, когда Сержио возвращается, мы просим его позвать ещѐ одного парикмахера. Он
выглядит ещѐ более неуверенным, чем раньше. В салоне очень оживленно. Сержио ненадолго
исчезает, а я вижу, как среди сотрудников расходятся шепот. Другие парикмахеры начинают
оглядываться, пытаясь понять, что происходит. Затем позади нас возникает пожилой мужчина. Он
улыбается нам обеим в зеркале. Мужчина огромен – как медведь гризли в розовой шѐлковой
рубашке с принтом и с золотыми украшениями. Но у него ласковая улыбка и, когда он начинает
говорить, его голос оказывается глубоким и теплым: как у американского соул-певца.
– Привет, я Винс, – говорит он с настоящим акцентом Южного Лондона. – Я главный
стилист. Я понимаю, что вы, две прекрасные дамы, нуждаетесь в моей помощи.
Совершенно спокойно и уверенно он кладет руки на плечи Авы, словно каждый день имеет
дело с пятнистоголовыми подростками. Сержио возвращается с бритвенной машинкой и встает
позади меня. Сейчас, когда Винс здесь, он выглядит куда более расслабленным.
– Бритьѐ головы – это искусство. Это некий ритуал, – объясняет Винс. – Обычно оно
сопровождается ладаном и цветами. Вместо этого у нас есть кофе и журнал Vogue. Как бы то ни
было, позволь мне показать тебе, что можно сделать.
Он кладет бритвенную машинку перед нами и демонстрирует разницу между бритьѐм
наголо и стрижкой, оставляющей на голове пару миллиметров волос. Я собираюсь выбрать
щадящий режим, но Ава сжимает мою руку и твердо заявляет, что хочет стрижку "под ноль".
– Теперь я их ненавижу. Избавьтесь от них, пожалуйста.
Винс видит мрак в еѐ глазах. Он не спорит.
– Мне то же, что и у неѐ, – говорю я. Винс улыбается и кивает. Нам с Авой приносят
напитки и журналы, чтобы отвлечься на время стрижки, затем Винс щелкает ножницами, как
кастаньетами.
– Готовы, красотки?
Мы вместе сказали да. Мы крепко держались за руки. Мы готовы.
Бритвенные машинки заработали и журналы остались лежать нетронутыми на наших
коленях. Напитки остыли. Мы с Авой были буквально загипнотизированы зрелищем в зеркале.
Постепенно наши головы и лица начали меняться таким образом, как мы никогда не смогли бы
себе вообразить.
Первое, что я заметила – насколько мы на самом деле похожи с сестрой. Без волос как
отвлекающего фактора, все черты стали более заметны. Наши глаза похожи: разного цвета, но
одинаковой формы. У нас на подбородках одинаковые ямочки. И у меня немного более
симпатичные уши, чем у Авы. Круто! По мере проявления, моя голова завораживала меня все
больше и больше. Я всегда предполагала, что она гладкая, как яйцо, но на самом деле череп