девчонкой, которая не слушала, когда ей объясняли"? Той самой, с "глупым, эгоистичным,
инфантильным и непрофессиональным отношением"?
Я вытаскиваю старую сумку со дна чемодана, откапываю свой верный проездной на метро
и топаю в подземку.
Никогда раньше не замечала, что поезд метро так медленно едет. Кажется, будто он
получает удовольствие от остановок между станциями, просто чтобы позлить меня. Время утекает
сквозь пальцы, а я представляю себе Винса и его команду, осуществляющих ритуал бритья голов
четверых пациентов, с которыми мы заранее договорились, а затем их модное преображение с
помощью Авы, и в конце – как семьи пациентов окружают их, восхищаясь их новыми образами, и
забирают домой.
Как только прибываю в больницу, я втаскиваю свой чемодан по ступенькам и бегу в
помещения дневного стационара, где должна была состояться церемония. Как я и думала – в
комнате тихо и пусто. Только пьянящий запах ароматических свечей ещѐ витает в воздухе. Среди
рождественских украшений сейчас бы неплохо смотрелся плакат "СЛИШКОМ ПОЗДНО".
На одном из стульев лежит позабытый Авин шарфик. Я подбираю его и ощущаю запах еѐ
парфюма. Я планировала купить ей кучу духов в Нью-Йорке – ещѐ одно обещание, которое я не
выполнила. Пока я стою так с шарфиком в руках, в дверном проеме появляется Винс. Он
немедленно подходит и сгребает меня в свои медвежьи объятия.
– Очаровательное создание! Выглядишь невероятно! Ты посмотри на свои волосы! Но ты
пропустила такое восхитительное событие. Было прекрасно. Совершенно прекрасно.
– Держу пари, что так и было, – вздыхаю я. – А как Ава?
– Изумительно. Настоящая звезда. Но, боже мой, такая истощенная. Наверное, поэтому
она... – он прерывается и понижает голос. – Болезнь ведь не прогрессирует?
Я мотаю головой.
– Мы пока не знаем. Дело в том, что она только что рассталась со своим парнем.
– Глупышка!
– Точно.
– Кто-то должен ей помочь всѐ уладить.
– Верно.
Он кладет руку мне на плечо.
– Проводить тебя к ней?
– К ней? Разве она до сих пор тут?
В этот момент в дверях показывается голова медсестры. Я знаю еѐ по моим прошлым
визитам сюда. Медсестра кивает мне.
– Ты очень быстро добралась, – говорит она.
– Ну, на самом деле, я опоздала. Я...
– Я рада, что она позвонила тебе. Не пугайся – ей не так плохо, как кажется на первый
взгляд.
Не пугайся? Не так плохо, как что? Паника, которая накатила на меня в аэропорту, когда
мама упомянула больницу, возвращается назад. Словно она всегда таится в засаде, готовая в
любой момент нанести удар, возмещая все те моменты, когда мы должны были заметить что-то
серьѐзное и не обратили внимание. Что Ава здесь делает?
Медсестра зовѐт меня за собой, и я оставляю Винса и свой чемодан в комнате отдыха,
быстро следуя за женщиной по коридорам.
– Она только что блистала, – словоохотливо поясняет медсестра, – Но, как только все
ушли, она просто рухнула. Вероятней всего, это снова из-за количества эритроцитов. Она пока
отдыхает, а мы проверяем. Нам сюда.
Она открывает дверь в помещение, где нет ничего, кроме кровати и стула. Ава лежит на
кушетке в своей одежде. Еѐ кожа практически бесцветная, а глаза закрыты. Она не шевелится,
когда я захожу. Еѐ красивое лицо бесконечно печально. Я сажусь на стул рядом с ней и задаюсь
вопросом, почему медицина не может увидеть разницу между низким уровнем эритроцитов в
крови и любовной тоской. Для меня это очевидно. Заметьте, в данном случае может быть всѐ
сразу. Кто знает, что сейчас происходит внутри моей сестры?
Медсестра улыбается и оставляет нас с сестрой вдвоѐм. Я беру Аву за руку и нежно еѐ
глажу. Она сразу же моргает. Глаза медленно открываются.
– Ты здесь, – шепчет она и озаряет меня тенью своей голливудской улыбкой. Затем
хмурится.
– Собственно, почему? Ты в порядке?
– Не глупи, – я не знаю, смеяться мне или плакать. – Разумеется, я в порядке. А ты?
Ава слабо сжимает мою ладонь.
– Уже лучше. Мне жаль, что это произошло. Не рассказывай маме.
– О чѐм? Что ты упала в обморок?
Она кивает.
– Я собиралась звонить папе и просить забрать меня, но сейчас ты здесь. Не нужно их
тревожить.
Я смеюсь. Она как всегда упряма, решительна и великодушна – восхитительная и
раздражающая одновременно.
– Ты больна, Ава. Разумеется, они волнуются.