– Здорово! – говорит Сэб, – Замри! Я имею в виду... э-э... продолжай так делать.
Он снова щёлкает, и я считаю щелчки, пока смотрю на пол, а не на него, и думаю только о музыке, я могу так стоять. Наконец, я поднимаю взгляд посмотреть, фотографирует ли он ещё, и он щёлкает последний раз и говорит:
– Готово. Теперь ты можешь ... э-э ... переодеться.
Я замираю.
– Переодеться?
– В платье. Джулия показала тебе платья?
Не показывала. Теперь показывает. Они висят в гардеробной наверху. Получается, что после съёмки в “повседневной облегающей одежде”, они хотят фотографии не только не в повседневной одежде, но и в ещё более облегающих мини-платьях. Ох.
В этот момент дверь в студию открывается, и входит Кассандра Споук, одетая в безукоризненно белую шёлковую рубашку, чёрную юбку и босоножки на высоких каблуках. Затем входит её кошмарный сын.
К счастью, пол подо мной исчез и проглотил меня целиком.
Конечно, этого не случилось.
Кассандра цокает каблуками по бетонному полу и дарит Сэбу два впечатляюще больших воздушных поцелуя, просто прикасаясь к его бороде своей золотистой кожей.
– Сэб, дорогой! Как приятно тебя видеть! – говорит она. – Я просто хотела показать тебе. Наконец-то, опубликовали твои фотографии в «Дэзд энд Конфьюзд». Они прекрасны! Ник хотел поблагодарить тебя.
Кошмарный парень прячет руки в карманы джинсов и выглядит так, будто не хочет ничего говорить. За его очками прячется неловкость. Кассандра достает журнал из сумочки и, открывая, кладет на стол. Её сын хмурится, пока я крадусь вниз по лестнице, чтобы посмотреть через плечо Сэба из-за чего вся суматоха.
В журнале чёрно-белый разворот девушки с пышной прической, позирующей с сумочкой перед забрызганной красками картиной размером со стену.
– О-о, это что-то вроде Джексона Поллока, – говорю я, не подумав. Мисс Дженкинс светилась бы от гордости. Джексон Поллок – один из трех её любимых абстрактных художников и весь наш художественный класс может узнать его стиль за милю.
Ник кашляет, и поворачивается ко мне.
– На самом деле я хотел, чтобы больше было похоже на Сая Твомбли. Хотя это, конечно, влияние абстрактного экспрессионизма.
– Ого! Это ты нарисовал?
Его угрюмость дает трещину.
– Да. – Потом он застывает снова. – Сэб любезно предложил выставить мои работы. Э-э, спасибо, Сэб. Великолепные фотографии.
Он говорит с трудом. Что-то в этих фотографиях заставляет его испытывать неудобство.
– Ник забыл упомянуть, – говорит Кассандра, улыбаясь Сэбу и бросая взгляд на сына, – что благодаря этому, он может получить место в художественной школе. Эта экспозиция – то, что ему действительно нужно. Ты делаешь мне огромное одолжение, Сэб, милый.
Она снова посылает Сэбу воздушный поцелуй, при этом избегая его бороды, в то время как у Ника вид, как у меня, когда я хотела провалиться под пол.
Бедный Ник. Он старается быть холодным и художественным – его мать устраивает его жизнь за него. Я начинаю понимать, почему она сводит его с ума. Он смотрит наверх, ловит мою улыбку, и быстро улыбается в ответ, потом смотрит на пятно краски на своей футболке. Интересно, но, кажется, у него нет одежды, которая не изношена, не изодрана, и не забрызгана краской, несмотря на то, что у его матери есть супер-гардероб, описанный в журнале. Он милый, когда смущен. Хотя за пределами моей лиги. На самом деле у меня даже нет лиги.
– О, привет.
Мы все оглядываемся. Мирей стоит на лестнице, только что переодевшись. Она убийственно красива в облегающем розовом платье-мини из гардероба Джулии, но немного взволнованная с точки зрения супер-модели.
Кассандра тепло ей улыбается.
– Прекрасно выглядишь! Разреши мне посмотреть на твои успехи.
К моему удивлению, Ник, кажется, не проявляет интерес к Мирей. Может быть, после многих лет путешествий с мамой модели надоели ему. Он скрывается, как только Сэб предлагает показать Кассандре свои недавние фотографии. Мирей присоединяется к нам за компьютером, и Кассандра быстро листает фотографию за фотографией: с Мирей, выглядящей фантастически, пока она не добирается до меня. Она вздыхает. Я не могу спокойно на это смотреть.
– Эти лучше, – говорит Кассандра. На фотографиях я смотрю в окно. Затем, – Ах. – На этих фотографиях я танцую. – Жаль, что она не смотрит в... Ох.
Они добрались до последней фотографии: той, где я думала, что Сэб закончил, и он поймал меня с руками в воздухе, смотрящей прямо на него. И знаете что? Я могу понять, почему Кассандра сказала: “Ох”. С фотографией всё отлично. В ней что-то есть – в том, как я двигаюсь, в удивлении на моем лице, во взмахе моими неуклюжими руками – это довольно интересно. Девушка на фотографии выглядит... отлично. Не так как Лили Коул, или Кейт Мосс, и не так, как Мирей, но отлично.
– Хорошо,– окончательно говорит Кассандра – так или иначе, я думаю, мы получили то, что нам нужно. Хорошая работа, Сэб, дорогой. Я не думаю, что нам нужно возиться с платьями. Она не кажется совершенно счастливой, и я не виню её. Я сделала один хороший снимок из миллиона – ну или из сотни, неважно, а бедный Сэб работал несколько часов.
Но того единственного хорошего снимка для меня достаточно. Не могу дождаться, когда покажу его Аве. Я извиняюсь и бегу к кухне посмотреть, не проснулась ли она.
Когда я вхожу, она только просыпается и потягивается, выглядя намного лучше после сна.
– Извини! – говорит она, зевая. – Я всё пропустила?
– Да, всё. Но угадай, что? Сэбу действительно удалось сделать со мной приличную фотографию. Только одну, но действительно хорошую. Единственно хорошую за всю мою жизнь. Это должно быть из-за камеры. Может, я однажды накоплю на Никон...
Я умолкаю. Камера Никон слишком дорогая для меня. Я определенно слишком увлеклась.
– Тут важнее объектив, чем сама камера, – говорит голос позади меня. Я оборачиваюсь. – Ну и набор других факторов. Свет. Фон. Композиция. Хотя, в основном свет. Ты сможешь сделать такую фотографию и на свой телефон, если сильно постараться.
Это снова кошмарный парень. Мне было интересно, куда он делся. Он наливал себе кока-колу из автомата в мини-кухне.
– Правда? – говорю я. – Я заметила, что кирпичная кладка в роли фона была отличной идеей. Сэб выбрал чудесный фон. И правда: в конце он практически не использовал искусственный свет. В основном дневной свет.
– Так получаются лучшие кадры, – говорит он, быстро мне улыбаясь. – Посмотри сайты о моде. Они, в основном, используют естественное освещение. Я – Ник, кстати.
– Ты ведь фотограф? – предполагает Ава, потянувшись и подходя к нам.
Он разглядывает её.
– Кажется, мы знакомы. Мы уже встречались?
– Не совсем так, – говорит она. – Ты был в офисе твоей мамы, когда мы заходили.
– Ага. – хмурится он. – Неважно. Я правда художник, но время от времени занимаюсь фотографией. Но не такого рода фотографией. Он пренебрежительно машет в сторону студии.
– Тогда какого рода фотографией? – спрашивает Ава, задетая за меня.
Ник задумывается.
– Экспериментальная. Документальный фильм. Фотографии с определенной целью. Я всё ещё работаю над этим. Посмотри, я работаю на этом сайте – целая группа работает. – Он достает из кармана миниатюрную записную книжку, вырывает страницу и что-то чирикает. – Если тебе нужно что-нибудь придумать, взгляни сюда.
Он протягивает мне листок. Бумага толстая и мягкая: альбомная бумага. Она всё ещё хранит тепло его тела.
В сумке начинает звонить телефон Авы, и за дверью раздается голос Кассандры.
– Дорогой? Я ухожу. Ты готов?
Он вздыхает, закатывает глаза и уходит без лишних слов.