— Я остановился на трех вариантах, — начал Сарвилл, вытирая о штаны вспотевшие ладони, — это либо иллюзионист, что все-таки логичнее всего, либо жонглер, тот, что выше остальных, либо дрессировщик тигров, с такой же неприятной физиономией, что была у тех двух выдуманных братцев. Знаю, что ты скажешь. Не надо. Давай доверимся моей интуиции.
— Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили?
— Конечно, буду импровизировать.
***
— В самом начале по традиции будет представление всех артистов и тебе нужно успеть выбрать кого-то одного. Если среди них будет иллюзионист, то, скорее всего, он и окажется тем, кто нам нужен. Тем не менее, надо быть готовыми ко всему, его истинное лицо может скрываться под личиной кого угодно.
— А что, если я выберу нескольких? — Сарвилл наполнил кружку водой из кувшина.
— Тогда мы не вернем наши деньги и задержимся в этом городе до тех пор, пока не найдем возможность заработать, а подобный расклад для нас смерти подобен. Рогар не сидит сложа руки пока мы тут развлекаемся. К тому же в Туурине мы должны появиться не позднее, чем через месяц. — чародейка взяла стакан странника, когда тот поставил его на стол, и медленно осушила до дна. Все это время Сарвилл пытался найти объект внимания, лишь бы только в полной тишине не пялиться на волшебницу, — во время выступления нашего «друга» я произнесу заклинание снятия иллюзии, что позволит нам разоблачить его и увидеть истинное лицо паршивца. Но если мы ошибемся, и используем заклинание, когда тот, кто нам нужен будет скрыт от наших глаз…
— Мы спугнем птичку и потеряем всякие шансы найти его в этой помойке. — Странник сделал вывод, бормоча себе под нос, и снова наполнил кружку водой.
— Осторожнее, медведь, — чародейка улыбнулась, — ты начал говорить про этот город как все дастгардцы. Рано или поздно это может нас выдать.
— Значит у нас лишь один шанс, — пробубнил он в ответ, не отклоняясь от темы.
— Не факт, — чародейка села на кровать и положила ногу на ногу, — но то, что он станет осторожнее — ясно как день.
— Значит, выберем одного…
***
Акробаты синхронно поклонились и убежали под аплодисменты восторженных зрителей. На манеже появился вестник и тут же завопил во все горло сорванным голосом. Именно завопил, потому что по-другому извержение высокого запыхавшегося охрипшего тенора из пропитой глотки назвать было нельзя.
— А сейчас вашему вниманию предстанет самый великий и непревзойденный иллюзионист всех северных королевств — господин Яр из Афгаарда! Встречайте бурными и беспощадными аплодисментами!
Толпа отзывалась несмолкающим ликованием в ответ на каждый словестный выпад с манежа. Какими бы прилагательными к слову «аплодисменты» в этот вечер не раскидывался цирковой вестник, все они, как один, находили отклик у зрителей, а, быть может, голодным до представлений аардцам, и вовсе было неинтересно слушать его, и они реагировали лишь на вопли друг друга, не обращая никакого внимания на содержимое предложений вестника.
На улице уже смеркалось, и луна покорно заняла свое место на небе, вбрасывая толику мягкого света сквозь каменные бивни животных. Музыканты заиграли тревожный мотив. Все факелы погасли на несколько секунд, погрузив амфитеатр в кромешную тьму. Народ еще не успел запаниковать, как огонь вновь разгорелся и в центре манежа уже стоял высокий мужчина в черной мантии. Зрители охнули. Факелы снова погасли и вновь загорелись, когда Яр из Афгаарда пропал с места, а на пол, где он только что стоял, опускалась его легкая словно птичье перо мантия.
Девушка, сидевшая на противоположной от Сарвилла и Ноэми стороне, вскрикнула — пронзающая волна ужаса накрыла зрителей и заставила присутствующих утонуть в безмолвной тишине. Все обратили внимание на силуэт иллюзиониста, возникший возле испуганной девчушки и исчезнувший мгновенно после очередной игры со светом. Пространство под куполом заполнилось светом и овациями, когда иллюзионист вновь оказался в центре арены, сидя на троне, с королевским плащом на плечах, короной на голове и лицом короля Дордонии Рогара Вековечного.
Манеж на глазах у всех покрылся черно-белыми мраморными плитами. Плиты ложились одна за другой то ли в самом деле, то ли в сознании каждого присутствующего, стирая границы между явью и вымыслом, реальностью и сном, манежем и зрителями. Жаль, никому и в голову не пришло обратить внимание на стены цирка внутри перед началом представления, потому как сейчас они оказались увешены картинами королевской семьи, королевским гербом, на котором лев вцеплялся в шею огромному дракону, а по краям красной ковровой дорожки, ведущей к трону, неподвижно стояли королевские паладины, доспехи которых вздымались в такт их — настоящему или нет — дыханию. Трудно было поверить в то, что теперь яркий солнечный свет освещал королевский тронный зал через большие окна замка Шаарвиль.