ВАБЕЛЬЩИК
Каким бы неудачником ни был Митяй, охотничья страсть не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Он болел охотой. Услышав что-нибудь из охотничьих рассказов, он загорался новой идеей, которая вырастала со временем как снежный ком на завьюженном поле его необузданной фантазии. Однажды под руки ему подвернулся «Календарь природы» Сабанеева, из которого он вычитал о простейшем, как ему показалось, способе охоты на волков. Нужен только поросенок. А коль нет такового, сойдет обычная собачонка, лишь бы визжать могла. Но поросенок, считал Митяй, многократ надежней: запах в нем от естества аппетитней. Приманку надо на привязи волочить за розвальнями, на безумный визг и бежит волк. Тут его, волка-то, и бей. Сам лесник высмеял Митяя:
– Это ж только в книгах пишут. Шута он знает твой Сабанеев. Так тебе и побежал волк за санями. Знал бы ты, какая это сторожкая скотина. Он прежде тебя да твое секретное ружье учует. Хочешь взять волка – учись вабить. Сами будут идти на тебя. А время нынче – самое подходящее.
От поросячьей затеи Митяй не отказался. Не из тех был, чтобы окончательно следовать советам лесника, за всю свою жизнь не принесшего домой и хилого зайца. Но до зимы было время, а пока и впрямь можно попытать счастье подвывкой. Про такую оказию Митяй слышал и раньше. Что и как, в подробностях вытормошил все у того же лесника. Попросил научить выть на все лады, и материком, и переярком. И послышалось однажды ночью со стороны Тюрьмы – непролазной дурнины, что была за болотом в нескольких верстах от деревни, тоскливое завывание.
– Неужто объявилось? Сколько лет не было слышно, – удивился Иван, которого за длинный рост в деревне называли Полтора-Ивана, а проще Полторайкой, рассказу закадычного дружка Лешки.
Решили сходить к леснику, узнать, что скажет он. Тот, смеясь, выдал затею Митяя, рассказал про свою науку.
– Пусть повоет, чем бы ни тешился.
В тот же день Полторайка дошел до Тюрьмы, отыскал на индевелой траве следы Митяя, которые привели в крепь к оврагу с бежавшим по дну ручьем. Чудак-охотник, выбравший засидку меж кустами крушины, притоптал застарелые кочки под стланью листьев, выломал мешавшие сучья коряжистых кустов, сделав на три стороны подобие бойниц. По ним Полторайка определил: ждет волков со стороны Прямой балки.
Всяк, кому когда взбредет, разыгрывал Митяя. Закоперщиком в этом деле был Полторайка. Однажды он, наговорив простаку семь верст до небес, скупил у того за бесценок одноствольную цилиндровку – старое, а потому надежное ружье, отдав взамен двухствольную ижевку, загубленную умельцами из мастерской, которые взялись снять в стволах освинцовку, но после их чистки ружье сыпало дробь и с двадцати метров не било даже рябчика. На этом ружье жена Полторайки обычно сушила половую тряпку, и было оно в таком употреблении полезней, чем в лесу. Митяй через несколько дней забросил приобретение на подволоку – уж лучше с кочергой ходить на охоту – приобрел новое ружье, но и этим был недоволен, часто вспоминал утрату, однако ссориться с Полторайкой не стал.
И теперь Полторайка вновь решил посмеяться над Митяем. Вернувшись домой, он до ужина пошел к Лешке, поделиться «плантом». Выслушав приятеля, Лешка пришел в восторг, однако, подумав, усомнился.
– А не угостит порцией картечи?
– Не дрейфь, схоронимся.
Повечеряв, лишь темнота стала сочиться над деревней, а за околицей послышалось пиликанье ливенки, заговорщики ушли окружной дорогой в засидку.
Ждать пришлось долго. То ли замешкался Митяй, то ли с умыслом не шел до полуночи. Полторайка, зябко втягивая голову в ворот куртки, вполголоса переговаривался с товарищем.
– Может, не захотел сегодня?
– Подождем, – отвечал Лешка, энергично двигая плечами.
К ночи похолодало еще. Выплывшая из-за туч луна роняла по лужайке тревожные тени. Лес молчал, ни шороха, ни звука.
Внезапно тишину нарушил вой. Полторайка, осовевший было в покое у стволины осокоря, первоначально вздрогнул, затем радостно зашептал товарищу.
– Чуешь, как выделывает. Дает же специалист. Помолчим, пусть войдет в раж.
«Однако надрессировался подлец», – думал он, слушая, как выводит Митяй гнусавые нотки. Вой умолкал на минутку, возобновлялся так же тоскливо и протяжно. В кустах черемушника, словно удивленная, застрекотала сорока. Ей никто не ответил. Сорока замолчала.
Вабельщик изощрялся уже немало времени. Слышно было, он нетерпелив. Закончив одно колено, повторял его, оно получалось звучней.
– Давай, Лешка, – зашептал Полторайка. – Да не шибко горлань, спугнешь.
Лешка, зажав нос большими пальцами, сложил ладони пилоткой, запрокинул голову, так же протяжно завел ответную песнь.