Позже рассказывали, что жил он где-то с бабушкой своей. Мать умерла, когда он еще мальчиком был, а отчим – она к нему с сыном уже хворая пришла – умер годков через десять-пятнадцать. И бабушка, стало быть, неродная. Но ладно они существовали. Много ли ей отмерил господь, но и она, пришел срок, была прибрана, упокоилась. И что у него не сложилось – никто не знает. Может, в сиротстве дичился людей. Но у нас, хоть и молчалив да устранившийся, а обратись – всегда был добр. Мне он радио наладил. А у самого на крыше как паутина, все провода какие-то. Может, поначалу думали, шпион какой. Дома грязища, пол у меня в сараюшке чище. Вот с полгода он и существовал бобылем.
А как-то раз вижу, Полина от него с ведром выходит. Незаметно так они сошлись. Мать ее, царство ей небесное, к тому времени преставилась. Поначалу ходили друг к дружке, а тут он повесил замок на свою лачугу и к ней перебрался. Не поверите, Полина тогда сама была лицом как суглинок, а тут вся взропталась, свет от нее как от лампадки, вроде бы, идет. Вся в делах. Пришла как-то в лавку, торопливая, просит в долг гречишной крупы. Юра, мол, у меня кашу на молоке любит. А он-то, бывало, с работы придет и носа не кажет на улицу, а тут поснедают, ходит во дворе, забор ладит, двери поменял в сенцах, крапиву выкорчевал, полон двор было.
Я так мекаю, ему людского, а пуще женского тепла не хватало в жизни, а ей не к кому было обратить свои силы. Вот она и выплеснулась. Уставшими от одиночества угасали люди. Я любовалась ими. Со временем, глядишь, днем она на него, вроде бы, и пошумит, а вечером, как мальчишка с девчонкой, рука в руке идут к речке. Вот счастье Полины так и расцвело, – закончила свой рассказ моя знакомая.
– И где же они теперь? – спросил я.
– Большинство-то из Асташа переехали, – она назвала русскую деревню, расположенную километрах в двадцати от райцентра. – Может быть, там теперь. Далеко-то вряд ли они подадутся.
Прошло десять лет с тех пор. Жизнь затянула меня в свою круговерть, такую стремительную, которая не позволяла ни остановиться, ни уставать или размышлять о чем-нибудь основательном.
Работал я в редакции. Дни и ночи мотался по району, встречался все с новыми и новыми людьми. В редкий выходной вспоминал о своем давнем увлечении – об охоте. Она была для меня не просто разрядкой. Когда случалось легкое недомогание, чаще от переутомления, а то и от простуды, я вешал за спину спальный мешок, ружье и уходил при возможности на день-другой в лес. Никакие таблетки не питают выздоровление так, как целебный лесной воздух. Но в то раннее октябрьское утро, самое прекрасное время перед первозимьем, меня забрала с собой компания добытчиков, для которых охота считалась состоявшейся, только если после возвращения можно высыпать из мешка уж не меньше пятнадцати-двадцати тетеревов, глухарей. Рябчиков они вообще не считали за промысловую птицу. Помню, когда, получив как знак внимания от местного лесхоза в единоличное пользование лицензию, я проходил безрезультатно несколько недель за лосем, они, смеясь, предложили мне помощь: мол, мы тебе его привяжем к дереву, ты отстреляешь, а лицензию передашь нам. По ней можно было в обход лесников завалить не одного и не двух сохатых.
Но в то утро выезд намечался по боровой дичи. Всю компанию я знал хорошо. Однако в этот раз средь них появился прибылой, то ли чей гость, то ли проверяющий по работе. Чувствовалось, что это человек матерый, как впрочем и его сотоварищи. Когда уазик остановился в утреннем полумраке напротив одинокого дубка, на вершине которого томился в ожидании солнца тетерев, и сидящие впереди, вздыбив ветровое стекло, стали один за другим пуделять из своих малокалиберных винтовок, а петух, не понимая, только вертел головой по сторонам, он свирепым шепотом упрекал их:
– Вы что, не проснулись? Да его камнем можно сбить.
Наконец он не выдержал, выскочил из машины и навскидку пальнул из дробовика вдогонку успевшему взлететь косачу, который, видно, получив рану, спланировал метров за пятьдесят в мелколесье. Товарищи незнакомца, выйдя, направились было на поиски, но он так же властно воспрепятствовал им.
– Если мы каждого петуха будем искать, так можно весь день проходить.
Охота у меня с ними не сладилась, и я, забрав рюкзак и ружье, ушел к знакомым сыртам. Рябчик птица доверчивая, и если в тебе, кроме интереса, есть желание запастись мясом дичи, не надо для этого ни обкладывать выводок целой бригадой, ни подкрадываться к нему на машине. Тот мужик, который в известной сказке кормил двух генералов, видно, потчевал их больше рябчиками. Так что за часок промысла я имел уже достаточно, чтобы идти домой с полным удовлетворением.