За такие слова мне ее просто убить хотелось. Ну не убить, так обругать крепко и обдуманно. Но придумать что-нибудь язвительное в тот момент я не смог, а потом сообразил, что ругаться с Юлией Михайловной — дело бесполезное. Ее этим не проймешь. Это все равно, что чугунную болванку за брюшко щекотать. Отрицательным эмоциям нет места в организме Юлии Михайловны, это уж точно. Послушает, да и спать заляжет, такого задаст храпака…
Лидку после того я долго не встречал, да, по правде сказать, и не очень-то стремился к этой встрече. Точнее, я даже избегал ее. Как ни говори, а все-таки неловко.
Кончилась первая четверть, за окнами полетел косой снег вперемешку с дождем, электричество стали включать раньше, и вечера как будто приблизились. Не успел из школы прийти, не успел пообедать — зажигай свет, вечер наступил. Утром в школу бежишь — вокруг сумерки, в домах там и тут вспыхивают окна, только по-особому, сыровато-свежему воздуху и поверишь, что это наступает день, а не ночь.
В такое-то вот смутное утро я и увидел Карякину — на работу спешила.
Я еще издали узнал ее старое зимнее пальто, и шапка та же, только в руке сумочка, как у взрослой. Рядом вышагивал Мишка. Ушанка — уши врасхлыст, портфель раздутый и обязательный мешок с кедами. Я догнал их, поздоровался.
— Здрасьте. — Лида кивнула. — Что это тебя не видать? Я уж думала — помер.
— Зачем помер? Уроков задают — во, по самую завязку, гулять-то не приходится.
— А как там Дельфин? В порядке?
— В полном… Я передам от тебя привет. Можно?
— Валяй.
Она вдруг фыркнула.
— А здорово вы тогда драпанули! Ой, не могу… Вскочили — и за дверь. Храбрецы! Чего удрали-то?
— Да так, знаешь, неловко как-то все вышло…
— Ну и ну! А явились зачем?
— В качестве клиентов, — признался я. — И тебя навестить.
— Клиенты! Ха-ха-ха!.. Ой, умора! Из-за вас мы все потом со смеху чуть не померли, хорошо, что старикан особенно не пострадал.
— Тебе из-за нас досталось, а? — осторожно спросил я.
— Было немного. А потом хохотали. Всем коллективом, так сказать.
У меня сразу на душе полегчало.
— А Дельфин, знаешь, тебе звонить боится. Думает, ругать начнешь.
Она перестала смеяться.
— Ну передай — пусть не тушуется.
В школе я рассказал об этой встрече Дельфину, привет от Карякиной тоже не забыл передать. Витька молча кивнул и, как всегда бывает, когда он смущается или обдумывает, что ответить, полез в свой портфель и стал в нем рыться. Но я-то видел, что Витька страшно рад. Еще бы, такой груз с души свалился! Да и скучает Дельфин по Лидке, это я давно заметил.
— Надо будет ее навестить. Или у меня собраться, — предложил я. — Лучше у меня.
— Это можно. — Дельфин, не поднимая носа от раскрытого портфеля, кивнул головой.
— Чудачка все-таки Лидка, — сказал я. — Все у нее не по-людски получается. Будто по ухабам скачет. Сплошные ухабы.
Дельфин защелкнул портфель, задвинул его в стол, усмехнулся.
— Не любишь ухабы? Гладенькая дорожка больше нравится?
— Нет, почему гладенькая? У каждого свои трудности, но какие-то нормальные, что ли… Скажем, наши ребята, весь наш класс. Люди как люди, кто учится лучше, кто хуже, ну бывают и провалы и срывы. С кем не случается. И ничего, двигаются потихоньку. А Лидка…
— Для некоторых эти самые ухабы просто не существуют, — перебил меня Дельфин. — Такие над ухабами плывут.
— Почему? — удивился я.
— Не замечают потому. Не хотят замечать. Плывут своей дорогой, и все тут. А есть там ухаб или нет, такому типу наплевать. Пускай хоть всю дорогу камнями завалят. Объедет — не заденет.
— Да ведь она как поступает? — загорячился я. — Себе во вред. Вспомни только, как с Цыбульником-то обошлась. Едва из школы не вылетела. А в учреждении? Нужный документ куда-то засунула. Ее же фактически выгнали! Все делает себе во вред!
— Зато ваша Юлия Михайловна делает все исключительно себе на пользу… Тебе это больше нравится?
Дельфин начинал злиться. Но мне тоже хотелось сказать свое.
— Нет, это мне совсем не нравится. Юлия Михайловна! Вспомнил тоже. Таких поискать. Да нет, таких, наверное, больше днем с огнем не сыщешь.
— Сыщешь! Еще как сыщешь… Если хочешь знать, Лидка — живая душа. Она каждый камень на дороге чувствует. Мешают ей эти камни, убрать хочется. Вполне понятно.
— Да ведь она как действует? — не уступал я. — Носом она об эти камни! Ей же хуже.